Довелось Ваньке потрудиться и в порту. По обстоятельствам жизненным. И даже два раза.
В первый раз совсем уж решился он завербоваться куда-нибудь в глушь безлюдную, на севера, в Арктику. Да в райкоме (или в исполкоме советском?), куда пришёл он с этим вопросом, сказали ему, что Север – севером, а вот в торговом порту родного его города ощущается существенная нехватка работников – докеров (грузчиков портовых). Оргнабор (организованный набор) которых ведётся непрестанно по всей стране. Набранных «вербованными» называли.
Текучесть кадров вербованных была тогда весьма большая. Работа была физически крайне тяжёлая, если не тяжкая, далеко не каждому доступная. Приезжали массово, навеселе в погоне за радостями, неплохо, за тяжкий – на надрыве – труд, оплачиваемыми (за деньгами, собственно, не учитывая ничего другого, и ехали). Да только радости те оказывались не слишком приятными. Далеко не все способны были выдержать их. Деньги-то не просто так доставались, а тяжким физическим трудом, да ещё и всё бегом. Характер, чтобы вытерпеть всё то, нужен был Русский, мужицкий. Напоровшись на «радости» такие, запивали, загуливали, а там уж: кого куда кривая-то и выведет. Кого по тюрьмам, кого – в могилу, ну а кому и домой посчастливливалось вернуться, несолоно хлебавши. Бывали, правда, и такие, кто выдерживал. Задерживались в порту и общагах портовых. И, поработав несколько лет (были у Ваньки знакомые и такие, как правило, это были люди порядочные), возвращались с честью и деньгами домой. А иные (тоже нормальные люди), так и вовсе, оседали на новой для себя земле.
Забегая на годы вперёд, замечу вот что. Впоследствии Ванька твёрдо убедился, что пройденная им (с неповреждённой – и подтверждённой со стороны старых и прожжённых докеров – честью рабочей) докерская стезя оказалась самой тяжёлой из всех работ, виданных им на своём веку, хотя и прошёл он весьма немало. Столько всего – тяжко-весёлого и удальски-молодецкого – в ней было, что и описывать то долго надобно. И всегда, после того, особенно умиляли его гордо-чванливые бахвальства некоторых «сопливых» грузчиков в самых разных конторах, не имевших ни малейшего представления о действительном грузчицком труде, о том, что они-де «грузчики»! Все из себя. В такие моменты Ваньке всегда думалось примерно одно и то же: «Да вас бы, ухари картонные, со мною рядом поставить на разгрузку в вагон или на погрузку в трюм судовой с растаскиванием бегом и укладкой 70-килограммовых мешков в 30-градусный зной или в такой же мороз. Надолго б вас хватило? Да вы б от перенапряжения физического по пять раз обгад…сь, а затем и отошли вдаль, пока я только уставать бы начал». И таких вот, бесчисленных «грузчиков», точнее сказать: только таких и видел Ванька во всей своей последующей жизни.
Вернёмся ж из «лирического отступления» в те давние времена.
Вот и посоветовали в кабинетах советско-чиновных Ваньке обратиться туда, в порт. Куда уж и деваться-то ему? Хотя и наслышан был он о неблагодарности труда докерского. Обратился.
А следует сказать, что не был Ванька крутым парнем, «мачо», как ныне говорят. А был он не слишком развитым физически молодцом, правда, весьма задиристым и амбициозным. Но, при наличной амбициозности, никак не обладал он ни малейшими возможностями Рэмбо или Конона, или Джеки Чэна (тогда ещё не было никого из них в сознании советском, и знать о них никто в эсэсэсэрии не знал). Увы. Только докерская стезя и оставалась Ваньке. Хотя и была она весьма и весьма нелёгкой, оттого и текучесть кадров была немалая. И Ванька (хоша бы и понимая всё то, но, по безысходности) заявился в порт ещё одним из претендентов на малопривлекательный «пост» докера портового. Благо, необходимые зачатки характера вышеупомянутого, хоть и в горожанине цивильном, физически не натренированном, дремали-таки в нём.
Взяли. И стал Ванька докером морского торгового порта одного из великих и славных пароходств Министерства морского флота СССР. Во! Честь-то какая! Но Ванька пережил её как-то. Правда, несколько голодновато (до первой зарплаты). Главное: вселился хоть в какое-то жильё. А там: даст Бог, выживем! В общаге весёлой бедлам творился немалый. Ну, да к тому Ваньке и не привыкать было: повидал уж, чего-ничего (пьяных поголовно, полуголодных и прокуренных общаг с достаточно агрессивным и хищным населением). Тут, хотя бы, с бедламом своими силами бороться как-нибудь, да можно было. Поскольку существовали среди всеобщего бедлама ещё и комнаты с нормальными людьми и с трезвым мiропониманием.
После месяца обязательного обучения все «студенты» распределены были по конкретным бригадам. В ночь перед выходом в бригаду Ванька совсем уж плохо спал: волновался так, как перед экзаменом. Предметом волнений серьёзных была неуверенность его в том, удастся ли ему выдержать, осилить достойно нелёгкий труд докерский. Но всё обошлось как-то. Нелегко, непросто, тяжело, но мало-помалу втягивался-таки он в трудовой режим докерский. Бригаду, в которую Ванька буквально напросился, возглавлял известный в порту бригадир – одноглазый «дядя Вася».
Именно в этой бригаде и довелось Ваньке принять жёсткое докерское «крещение». Благо, сам Ванька был достаточно жёстким ментально типом. И поработать довелось вместе со старым докером Толей, кряжистым мужиком со здоровенными руками-крюками, который ещё в 30-х годах прошлого века грузил суда, как индийские кули, взбегая по трапу с грузом кирпичей на спине. Первые фаланги пальцев у этого Толи, как видел Ванька собственными глазами (единственный раз в своей жизни) были, как будто бы, серьёзно приплющенными. И понял Ванька, что это – от многолетнего тяжкого труда докерского. И понятен стал Ваньке сакральный авторитет Толин, явившийся, как бы издалёка откуда-то, и незримо присутствующий в бригаде. Ещё бы: почти легенда живая, портово-грузчицкая. Хотя Толя и был уже в пенсионном возрасте, и подпивал неслабо. Но всё то никак не могло подломить авторитета этого.
Ванька, поперву, отнёсся к Толе совершенно равнодушно, как и ко всем прочим. Но потом ощутил, вдруг, он значение Толино, никак не выраженное внешне (и, кстати, в отличие от многих, порядочность человеческую его). А затем почувствовал, как-то так, Ванька незримое признание Толино его самого. Что было куда выше, и несравнимо дороже, любых наград официальных. В последний раз видел он Толю возле магазина, который назывался, как и все они тогда, «Гастроном». Толя стоял и просил у знакомых копейки на выпивку. Ванька, работавший уже в другой бригаде и давно Толю не видевший, поздоровался с ним, зашёл в магазин и, прежде всего, купил бутылку вина для Толи. Чему тот несказанно обрадовался. При этом Ванька испытал, как и всегда, искреннее и неподдельное к Толе уважение.
Закончив тему с Толей – одним из самых ярких и светлых воспоминаний в Ванькиной жизни – вернёмся же к последовательному повествованию. В будущем, когда Ванька во второй уже раз придёт работать в порт, дядя Вася, при нём, отойдёт в мир иной. И в честь него будет назван пассажирский паром – «Бригадир Ришко», на котором Ваньке случалось иногда и переплывать залив.
Однако (тогда ещё), дядя Вася, диктаторские повадки которого – непререкаемые и непогрешимые – отдавали некоторой гнильцой, Ваньке не понравился. Соответственно, и в самой бригаде царили столь же гнилые нравы, хотя работали там, кроме приспособленцев и замудронцев, и неплохие мужики. Одни были похитрее, другие по-хорошему попроще, третьи – любимчиками, ну а четвёртые, как сам Ванька, – просто тёмными и тягловыми лошадками. Разглядев всё это, Ванька решил уйти в другую, менее «престижную» бригаду. При Ваньке несколько новичков исчезли из бригады: просто убегали без предупреждения из порта, да и вся недолга. Ванька же счёл для себя такой путь недостойным.
Он пошёл к начальству с просьбой о переводе в другую бригаду. Однако ему заявили, что нужно согласие дяди Васи. Ванька удивился тому, но объявил-таки о своём решении дяде Васе среди бригады. Что, в свою очередь, вызвало немалое удивление в ней. Дело в том, что незадолго до этого один из членов бригады высказал Ваньке, по секрету, состоявшееся уже общее признание его старой и обстрелянной во многих рабочих делах бригадой, внимательно наблюдавшей за работой новичков. Но для Ваньки это уже мало что значило. Куда важнее было то, что он сам убедился в старой истине, и в способностях самого себя: не боги горшки обжигают. И сам он, на поверку, оказался способным к чему-нибудь серьёзному…
В первый раз Ванька проработал в порту немного менее полутора лет, во второй же раз – немногим более тех же полутора лет. В другой бригаде бригадир, разглядев Ваньку, предложил ему обучиться по направлению, как тогда было,на трёхмесячных курсах на машиниста портального крана. Ванька обучился и получил новую специальность, но поработать крановщиком даже и не успел. Едва только закончил он курсы и обрёл ещё одну квалификацию, как жизнь завертела его в своём круговороте и унесла из порта…

Во второй раз Ванька пришёл в порт через семь лет тоже силою обстоятельств. Тогда уже обстановка трудовая как-то стабилизировалась, и кадры рабочие не набирали по всей стране. А он встретил в порту старых знакомых, в том числе и вербованных, осевших на новой земле. Теперь уже на обучение не посылали, как ранее, массово и за счёт порта, и он сам пошёл на курсы без оплаты обучения, и обучился на водителя погрузчиков разных типов. А заодно, вместе с квалификацией повысил и свою классность до 2 класса (всего докеры делились на 4 класса, высший из которых – первый), что ранее делалось автоматически, по завершении обучения на курсах. Параллельно с этим учился уже он в Университете. По окончании которого собирался приступить к работе творческой. Да не тут-то было. Время закончилось. Настало безвременье подлое. Рассеянское.
Эсэсэсэрия, какая-никакая, но всё же на излёте своём признававшая, хоть как-то, людей, стала вдруг ЭрЭфией. Совсем уж никакой, для правителей-кривителей которой и массы прихлебателей их люди, граждане своей страны – просто мусор презренный, по которому можно бесцеремонно и беспрестанно топтаться и вытирать об него ноги. Но мусор этот, всё же, полезный для них, из которого можно ещё выдавливать налоги. А затем рассовывать их по разным хитрым карманам в бесчисленных оффшорах. То есть, припеваючи, паразитировать и жировать на нём, мусоре этом, покупая (в многочисленном числе покупок скромных) для себя по всему мiру за баснословные цены сказочные замки на разных лазурных берегах.
«Свободой» это у них, захребетников подлых, прозвалося. О которой и гундосят они со всех экранов…
Это уже небольшой экскурс в омерзительное нынешнее. И в силу омерзительности этой поскорее же его и покинем.
А случился в этом втором заходе Ванькином в порт забавный, можно сказать (и слава Богу), случай. Ради которого, собственно говоря, и затеяна была вся эта писулька. Возникла, однажды, такая ситуация, когда судно грузить срочно нужно, а крановщика наличного не хватает. Ванька-то, возьми, да и вспомни, вдруг, о квалификации своей давней, крановщической. И предложил себя в крановщики. Документы в порядке: ну и вперёд! Оформил Ванька документально все формально-серьёзные дела, положенные по закону, да и взлез на кран. Хорошо знал он, как серьёзный пассажир, всё, что нужно, все необходимые действия крановщика. В теории, и в кратенькой практике многолетней давности. Да только, вот, необходимых навыков-то трудовых никак не хватало. И это как-никак сказалось. Слава Богу, без последствий серьёзных.
Начал Ванька работу крановщика. Быструю, как и положено. Иначе в порту не бывало, и быть не могло, поскольку все немалые заработки в порту достигались только скоростью выполнения огромного объёма работы. Все разгрузки и погрузки, в вагонах и трюмах – только согласованным, друг за другом, непрерывной цепочкой, бегом с тяжеленным и самым разнообразным грузом на руках. Все опытные крановщики только так и работали. И Ваньке очень уж не хотелось отставать от них и понижать заработок бригады. Да только для быстрой работы опыт, какой-никакой, да нужен был. И при работе на земле, на погрузчиках, опытом таким он обладал, и пахал квалифицированно и профессионально, как наездник умелый на лихом коне.
А вот «в воздухе», без опыта такового, разогнался Ванька совсем уж «без ума». Хотя и делал он всё правильно, «как положено», да не всё получалось. Уж и гачками (крючками) в рубку судовую он врезался, и цеплялся ими за снасти судовые, и тому подобное, никак недопустимое, во рвении Ванькином быстро случалось. И для исключения этого только опыт-то и нужен был. А у Ваньки, в данном случае, именно его и не хватало. И для приобретения его, на худой конец, всего-то и надобна была ему всего лишь только одна полная, полновесная смена, ну, две. Но тут уж было не до сантиментов каких бы то ни было: производственные и меркантильные интересы их никак не терпели. Так что, судили быстро и строго по наличному, конкретному факту. Тут, ведь, не учебные, не практикантские, а рабочие дела были.
В какой-то момент Ванька подал груз в трюм, где принимал его Филя, мужик постарше его. И когда Филя отцепил гачки от груза и подал команду «вира», скоро подал вверх. Сзади шумно работали двигатели, звуки с земли были где-то далеко. Ванька быстро потянул рычаг на себя, и, оценивая обстановку и отключившись от Фили, смотрел вокруг. И, вдруг, услышал он нечто, вроде стрекотания кузнечика. Хорошо, что Ванька сразу же кинул взгляд вниз (хорошо тем, что техника – вещь мощная и бездушная, и без достаточного контроля человеческого страшна она для живых организмов: раздавить, разорвать и растереть в прах может любого из них запросто). И оторопел. Оказалось, что при быстром Ванькином подъёме гачки качнулись, что нередко бывало, и в последний момент зацепились за мотню на штанах Фили (мотнёй называют пространство на брюках между ног). И, зацепившись, моментально подняли Филю в воздух. Естественно, Филя перепугался, и, буквально, заверещал. Это и услышал, слава Богу, Ванька.
Услышав и увидев, он сам, почти что, напугался, хотя ситуация была, в общем-то, забавной. Висит в воздухе человек, зацепленный за я…, и верещит. Конечно, Ванька тут же аккуратненько опустил его вниз. Настолько аккуратно, что никаких претензий от Фили впоследствии к нему не поступало: всё осталось по-прежнему. Но, вот, с крана его сразу же после обеда и сняли. И это осталось единственным в его жизни не слишком удачным опытом работы (не практики) на портальном кране. К Ванькиному сожалению. Поскольку работа на кране ему нравилась. Больше, чем работа на погрузчике (где он был воистину профессионалом). И вполне мог бы быть таковым и на кране. Если бы не Филины я… .
Правда, Ванька, переведшись впоследствии (опять же – по обстоятельствам, уже семейным) на стройку, постажировался, и поработал там на строительном, башенном кране. Недолго, правда, но, одолел всё же ещё одну квалификацию. И это тоже было одним из эпизодов его жизни, совсем не худшим, и не последним.
И протекла дальнейшая жизнь Ванькина не в трудах его созидательных по призванию его истинному, на благо Отечества родного, к которым был он глубоко способен и готов. А, исключительно, в примитивной борьбе за примитивное выживание физическое. Да разве ж только его? В борьбе великого множества людей (Русских, прежде всего) за выживание, что было устроено иезуитски искусственно разрушительным бандитско-грабительским и воровским, людоедским режимом нынешней антивласти рассеянской. Сколько уж было испоганено, испохаблено, затоптано, загублено душ людских, как физически, так и духовно! И по сей день продолжается и усугубляется всё то же!! И это совершенно растаптывало и убивало Ваньку морально. Пока ещё, правда, не убило, как могу видеть я, наблюдая издалёка, и иногда, за жизнью его. Но, похоже, до убийства того осталось совсем уж недалеко…

Владимир Путник Светлая седмица Христова