продолжение

2. ДОМА

Давид ехал домой на автобусе двадцать четвертого маршрута. Параллельным курсом
летела Птица.
"Ей легко,- с завистью думал Давид,- ни тебе еле-еле работающего кондиционера,
ни запаха потеющих пассажиров, ни бесконечных стоянок на светофорах".
Как бы там ни было, но когда Давид открыл ключом двери своей холостяцкой кварти-
ры, в неё первым делом влетела Птица.
Она уселась на спинку кресла и окинула окрестности орлиным взором.
- Да, не густо,- вздохнула Птица.
Две маленькие комнатки. Правда, отдельная кухонька. Нельзя сказать что чисто, но
и не "бедлам". Мебель сборная, но относительно, новая. Впрочем, как и у всех новых ре-
патриантов, среднего достатка. Салон "двойка", конечно не кожа, но оббивка премилень-
кая, телевизор - так себе, письменный стол и довольно приличный компьютер. В спальне
Птицу удивила двуспальная кровать, конечно, не застеленная.
- Ты тут осмотрись,- сказал Давид,- я мигом что-нибудь соображу на ужин.
Давид достал из холодильника "что бог послал", что-то подогрел в микроволновке,
что-то поджарил на газовой плите, достал из "родительского" серванта бутылку вина и
уже через каких-то пятнадцать минут позвал:
- Прошу к столу!
Птица, как могла, устроилась на спинке стула.
Давид открыл вино и, вопросительно глядя на Птицу, спросил: "будешь?".
- Чего спрашиваешь,- обиделась Птица, я что больная?
- Ну, извини,- сказал Давид,- просто я не знал что пьют Птицы.
- И пиво тоже,- тут же нашлась Птица.
Давид разлил вино по бокалам, разложил еду по тарелочкам, и только хотел произ-
нести незатейливый тост: "за знакомство", как в дверь постучали.
- Это соседка Сара Львовна,- уверенно сказал Давид,- больше некому.
- А дети, а братья и сестры, а любовницы?..- как всякая женщина не удержалась
Птица.
- Ты же, вроде, ясновидящая, могла бы догадаться,- парировал Давид.
- Да знаю я, знаю, это я просто вредничаю,- сказала Птица,- открывай, не бойся.
Давид пошел к двери и, не спрашивая "кто?", открыл дверь.
На пороге стояла соседка Давида из квартиры напротив. Любопытная как обезьяна и
вредная как осенняя Израильская муха.
Сара Львовна представляла собой внушительную картину. Мощная как бульдозер, с
крашеными черными волосами, грудью как у коровы рекордистки и не менее внушительным
животом.
- Давид,- заголосила она, оттесняя его в глубь комнаты,- где ты пропадаешь?
- Я вас внимательно слушаю,- сказал Давид, изо всех сил стараясь удержать напор.
Но силы были явно не равными.
- Я на минуту,- елейным голосом сообщила соседка,- ой, да у вас, оказывается,
гости, всплеснула она пухлыми ручками, узрев на столе два прибора и бутылку вина.
- Добрый вечер, уважаемая соседка,- бодро приветствовала её Птица и приветливо
помахала крылом.
Если сказать что Сара Львовна при этом "выпала в осадок", значит ничего не ска-
зать. Она застыла в позе "девушка с веслом" в парке культуры и отдыха. Однако, она
не была бы Сарой Львовной, если бы сразу не пришла в себя.
- Боже мой, Давид!- возвела она к потолку свои бесцветные глаза,- что бы сказа-
ла бы ваша мама! Я где-то читала что мужчины дружат со зверьём, но чтобы с птицами?!
И она пулей вылетела в коридор.
- О чем это она,- не поняла Птица.
- Не бери дурное в голову, а тяжелое в руки,- вздохнул Давид,- не дай бог по-
пасть в рот еврейской сплетнице. Представляю что завтра будут говорить обо мне во
дворе.
- А, черт с ней,- сказала Птица,- на каждый роток не накинешь платок.
Не взирая ни на что они уселись за стол и принялись ужинать... Каждый по своему.
Самое смешное заключалось в том, что пока Птица выклевывала самые вкусные кусоч-
ки, а Давид упорно ковырял вилкой в тарелке, они постоянно о чем-то говорили. Если
бы они хоть знали о чем. А, впрочем, какое это имеет значение.
Недаром кто-то из мудрых сказал: "счастливые часов не наблюдают". За этими самы-
ми разговорами они не заметили как за окнами стало совсем темно, а старинные, ещё ба-
бушкины часы, пробили полночь.
Все сказки хорошо или плохо заканчиваются в полночь,- позевывая, подумал Давид.
Ему страшно хотелось спать, но он решительно не знал что делать с Птицей. Как госте-
приимный хозяин он не мог просто так предложить ей вылететь в открытое окно, а с дру-
гой стороны он не представлял себе как и где спят птицы, особенно такие необычные.
- Да не суши ты себе мозги,- пришла на помощь Птица, как обычно словно прочитав
его мысли,- сейчас мы это все уладим...
- Закрой глаза,- приказала она.
- Зачем,- удивился Давид,- я и так уже почти ничего не вижу.
- Откроешь, поймешь,- весьма невразумительно ответила Птица.
Давид крепко зажмурился.
- На счет три открывай,- донесся до него какой-то совсем незнакомый голос.
- Раз...Два...Три..
Давид широко открыл глаза. Посреди комнаты стояла... Нет не красавица, а просто
очень даже симпатичная еврейская девушка.
Чуть смуглое продолговатое лицо, черные курчавые волосы, нос с небольшой горбин-
кой, припухлые губы и глаза!.. В этих бездонных глазах отражалась одновременно и вся
еврейская печаль и непоколебимая вера в "светлое будущее". Девушка носила потертые
джинсы фирмы "Левис", обтягивающую её прекрасную грудь футболку с портретом Че-Гева-
ре. Прическа её напоминала советскую "офицеры! за мной!", когти, простите, ногти на-
крашены малиновым лаком и на ногах кроссовки "Найк".
- Ну, чего смотришь как царь на еврея,- обиделась девушка,- пригласил бы сесть
, ради приличия.
- Погоди,- совсем не к месту рассердился Давид,- ты мне лапшу на уши не ве-
шай. Мы это уже проходили. Ещё в детстве. Про Царевну лягушку. Ты мне сразу скажи
где твои перышки, чтобы я мог их сжечь.
- А вот хамить совсем не обязательно,- чуть не плача сказала девушка,- может,
если ты был Иван-дурак, я была бы лягушкой, а для приличного еврейского парня...
- Можно тебя потрогать, чтобы убедиться что ты настоящая, а не резиновая из
"секс-шопа",- спросил совсем обалдевший Давид.
- Что ж,- парировала Птица,- я девушка скромная, но чтобы развеять все твои
сомнения, разрешаю один поцелуй. " А на большее ты не рассчитывай..."
Сколько в действительности было поцелуев знает лишь "ночка темная" и Бог, пос-
лавший Давиду этот "приз".
А потом... А потом все закружилось как в калейдоскопе. Вся ночь - сплошной ту-
ман. Какие-то грезы, что-то из реальности, что-то даже "за пределами". Точно как
картина абстракционистов...
"Все смешалось в доме Оболенских",- некстати подумал Давид и "ушел в небытие"
Но не даром говорят "утро вечера мудренее".
Утром Давид мучительно тряс похмельной голвой, пил воду из-под крана, яростно
чистил зубы и мучительно пытался вспомнить: "а что же было вчера? И было ли, вообще?"
Никакого присутствия Птицы или Девушки в квартире не наблюдалось.
- Я даже имени её не знаю,- чуть не плача подумал Давид и начал собираться на
работу.
Птица там или какая-то красавица, сказка или быль, а начальник у Давида терпеть
не мог опозданий на работу.