Друг
События, которые я не без труда извлек из памяти, относятся к началу шестидесятых годов. В то время я учился в школе, в пятом классе. Так вот, после уроков, перед выходным, я направлялся домой, когда в вестибюле ко мне подошел новенький. Он поучился с нами только один день, и я даже не помнил его фамилии, хотя имя: Клим – запомнил. Протянув руку для знакомства, он четко, по-военному отчеканил: – Клим Климов. Мне оставалось только назвать себя и ответить на пожатие его цепкой, жилистой руки. Лицом он был малоприметен – веснушчатый, курносый, голубоглазый. Росту был моего, то есть невысокого, но телосложением поплотней, поспортивней. Запомнилась его странная униформа мышиного цвета, в состав которой входили гимнастерка-косоворотка, подпоясанная армейским ремнем, брюки с манжетами и форменная фуражка с лаковым черным околышем. Причем на околыше красовалась маленькая аккуратная белой эмали кокарда в виде развернутой книжки. – Я понял, что с тобой можно иметь дело, – продолжил он. – Мы из Читы переехали. Это на краю света. Отца перевели в новый гарнизон. Он капитан. Я уже в третьей школе из-за переездов учусь. Мы подошли к выходу и я намерился с ним культурно попрощаться. Но он вдруг, ни с того ни с сего сказал: – А я умею сальто делать. Меня отец научил. Показать? Я ответил совершенно автоматически: – Покажи. И тут он, сгруппировавшись в какую-то немыслимую пружину, на месте, без всякого разбега закрутил такой кульбит с задним поворотом! Подошвы его ботинок звонко стукнули по кафелю пола, фуражка улетела метров на десять. Да и сам он громко вскрикнул что-то вроде «Оп!». Все эти эффекты привлекли внимание присутствующих в фойе, а их было немало. Наступила тишина. Школьная публика высоко оценила прыжок новенького. Да я и сам оторопел от восхищения. Мы вышли на улицу. Я понял, что просто от него не отделаюсь. Вообще-то, в то время я не был особо коммуникабельным, открытым, все больше сторонился сверстников. В большинстве они были детьми шахтеров, и ни отец, ни мать не приветствовали плотное знакомство с подобным контингентом. А Клим продолжал разговор: – Слушай, а что мы бабам будем дарить? – Каким бабам? – удивился я. – Нашим бабам. Ну, девочкам, если тебе так понятней… Через неделю 8-е Марта. Может, в военторге что-нибудь прикупим? Там все дешевое, ну, и оригинальное. Например, пилотка со звездой стоит 2 рубля. – А что? – воодушевился я, – пилотка интересный подарок. – Ты дело говоришь. Завтра деньги с парней соберем и купим. Чего тут долго думать. – Я знал, что ты оценишь… Ты не такой простой, каким хочешь казаться… Вот ты по ботанике отвечал, ну, про эти сложноцветные рассказывал… Я отследил – ты страницу из книжки с точностью до запятой повторил. А главное, никто не удивился – и учительница, и ребята восприняли это, как обычное дело. Давай дружить, а? У меня в Чите столько друзей осталось! Сказать страшно. – Давай, – сказал я, почувствовав, что не просто отдаю дань благодарности, а действительно не прочь подружиться с Климом. – А ты что умеешь делать? – спросил он. – Ну, чем увлекаешься? – Да всем понемногу… Марками, радиолюбительством, рисованием. – Как это радиолюбительством? Радио слушать любишь, что ли? – Да нет, радиоприемники паяю. – Покажешь? – спросил он с восхищением. – Покажу. Прямо сейчас и посмотрим. Родители сейчас на работе. Вон мой дом – двухэтажный… Уже дома я отрезал ему приличный кусок торта с абрикотином и вручил для просмотра кляссер с марками о спорте. Потом показал ему лично спаянный двухламповый приемник. – Он что, работает? – спросил Клим. – Еще и как. Я подключил батарею питания, бросил заземление на радиатор парового отопления, и приемник заорал на всю комнату какую-то бодрую песню про завоевание космоса. – «Маяк» берет на раз, первую программу Москвы и Донецк, – гордо доложил я. – Сила! – сказал он. – А откуда ты знаешь, как все эти детальки соединять? Сам придумываешь? – Да бог с тобой! – удивился я. – Это все в книжках напечатано. Ну, есть схемы специальные… Понял? – Ага, вон оно как… Слушай, пойдем теперь ко мне. У меня тоже никого дома нет.
Обстановку квартиры Клима в военном городке я описывать не стану, скажу только, что она вполне соответствовала скромному образу жизни советских людей того времени. Мы съели по тарелке супа с фрикадельками. Запили чаем с малиновым вареньем. Потом Клим принес настоящую пневматическую винтовку и пачку патронов. – Иж-38, бьет по центру, – пояснил он деловито. – Постреляем? – В квартире? – Ну. Пойдем в зал. Будем по часам стрелять – кто больше цифр собьет. Старенькие гиревые настенные часы тикали себе спокойно, не представляя, что им предстоит испытать. – А что родителям скажешь? – спросил я осторожно. – Скажу, упали и разбились. – Поверят? – Поверят, – сказал Клим уверенно. – Гвоздь был плохо забит. Вот они и свалились. Что в этом странного? Разве так не бывает? – Вполне, – подтвердил я, и мы приступили к стрельбе. Стреляли по очереди с расстояния метров пяти из дверного проема. Примерно через полчаса ни одной цифры на часах не осталось, а счет был шесть-шесть – боевая, как говорится, ничья. И тут я заспешил домой – на дворе уже смеркалось…
В понедельник Клим в школу не пришел. Не было его и во вторник. Я даже взгрустнул как-то, вспоминая наши совместные дела. И тут по городу пронеслась весть. В воскресенье Клим с отцом на гарнизонном стадионе метали алюминиевый муляж гранаты, стоя друг против друга на расстоянии нескольких десятков метров – это было тренировкой для Клима. Отец не рассчитал силу броска, граната весом 700 грамм попала Климу в голову, и он умер на месте.
2015 г. (ред. 2019 г.)
|