У меня нет ненависти к жизни, нет желания смерти,
все, что я хотел бы, - это не рождаться на свет.
Э. Чоран

Свобода! Как сладко звучит это слово для человека, измученного многолетними тяготами заключения, физическими наказаниями, психологическими издевательствами, голодом и страхом, страхом прожить еще один мучительный день в этом земном аду.
Вот уже одиннадцать лет молодой дирижер, выпускник Берлинской музыкальной академии, пребывал в концлагере Дахау под номером 1333. Талант, целеустремленность и энергичность предвещали ему некогда блестящее будущее. В свои двадцать пять он стал дирижером в ведущем оркестре оперного театра. Он понимал, что жизнь слишком коротка и необходимо успеть добиться всего желаемого. А желание у него было одно – стать известным во всем мире, быть властителем дум, чтобы имя его будущие поколения вспоминали с благоговением и благодарностью.
В Дахау дирижер попал как противник нацистского режима и был в числе первых, кого привезли туда. Симон, Эйран, Йозеф, Генрих, Исаак и многие другие его соплеменники-товарищи либо погибли от непосильных трудов и беспощадных экспериментов, либо были переведены в другие концентрационные лагеря.
Одиннадцать лет назад, когда начались преследования евреев, он отослал свою жену Эдну и дочь Хану во Францию, полагая, что там они будут в безопасности. Он и сам собирался уехать туда, но чуть позже. Промедление стоило ему свободы…
Дахау был одним из первых концентрационных лагерей в Германии. По его образцу в дальнейшем были построены и другие лагеря. Здесь разрабатывалась целая система наказаний над узниками. Со временем Дахау стал своеобразным перевалочным пунктом. Прибывших сюда переправляли в другие места заключений. Но за долгие годы среди поступивших в лагерь не оказалось никого из прежних знакомых, кто мог бы рассказать дирижеру о судьбе его жены и дочери. Новости, полученные им от советских военнопленных, были неутешительными. Франция была оккупирована, а значит жизнь его семьи была под угрозой. Одной только надеждой жил он все это время, но луч ее с каждым годом, днем и часом меркнул.
Убежать из лагеря было невозможно! В мыслях своих он перепробовал все методы, но каждый из них был заранее обречен на провал. Некоторые из узников пытались сбежать оттуда, но их эсэсовцы вылавливали и казнили. А те, кто понимал, что обречены на смерть, в отчаянии бросались на электрическую проволоку ограждения и умирали в страшных муках. Выжить – вот что стало главной целью жизни заключенного под номером 1333! Бесспорно, ему везло все эти годы. Его не отправили в Освенцим, самый ужасный из лагерей нацистской Германии, не подвергли медицинским опытам, после которых никто не выживал. Как будто смерть обходила его стороной, и причина этому могла быть одна – судьба готовила ему нечто великое.
В первые дни своего пребывания в лагере он полагал, что заключение его будет недолгим, верил, что примерное поведение дарует ему свободу. "Повиновение, искренность, чистота, трезвость, усердие, порядок, жертвенность, истина, любовь к отечеству – это и есть путь к свободе" – гласил лозунг эсэсовцев, выведенный большими белыми буквами на одном из хозяйственных зданий. Еврейский дирижер искренне верил в этот путь к свободе, но довольно скоро он понял, что все это ложь и выбраться оттуда будет нелегко. Он мечтал, молился и надеялся, что молитвы его будут услышаны Богом, и Он принесет избавление всем мученикам концлагерей.
Минувшие годы казались ему чередой черно-бело-полосатых дней. Его окружали безнадежность и насилие, страдания и смерть. Ко всему этому он вскоре привык, особенно к смерти людей, с которыми заводил знакомство и сближался. Однако больше всего он боялся стать равнодушным ко всему происходящему вокруг. Тогда он потерял бы самое сильное из человеческих чувств – сострадание.
В последние дни что-то стало происходить с его памятью. Он начал забывать события прошлого, своего светлого прошлого. Образы жены, дочери и родителей постепенно потускнели в его памяти. А ведь совсем недавно яркими картинами вставали пред его глазами сцены освобождения из заключения, возвращения в родной дом, встречи с родственниками… Но даже эти картины поблекли от черно-белой жизни концлагеря. Все это было результатом сильных душевных переживаний. Он и не предполагал, что готовила ему судьба, а дар ее оказался еще более жестоким, чем пытки эсэсовцев.
В тот день в Дахау ожидали приезда рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Он и некоторые другие высокопоставленные нацисты регулярно посещали этот лагерь с инспекционными целями и наблюдали за ходом опытов гауптштурмфюрера СС хирурга Зигмунда Рашера. С мая 1941 года доктор Рашер с дозволения Гиммлера проводил в Дахау опыты над заключенными. Прежде узников использовали лишь в качестве бесплатной рабочей силы. Но с годами обстановка в концлагерях изменилась. Появилась необходимость в подопытных для экспериментов, и нацисты решили использовать для этого заключенных. С тех самых пор мучительная, насильственная смерть стала обыденным явлением в лагерях.
День приезда Гиммлера совпал с поступлением новой партии пленных. Среди них оказался однокурсник и друг дирижера Израэль Гофштейн. Он не сразу узнал окликнувшего его заключенного. От прежнего облика красивого, молодого выпускника академии практически ничего не осталось. Волосы его стали смертельной белизны, он сильно постарел, исхудал и сгорбился. В глазах его не было больше того огонька энтузиазма энергичного и полного идей молодого человека. Гофштейн был семейным другом и мог поведать о судьбе Эдны и Ханы. Сомнения одиннадцати лет могли рассеяться в один миг. Дирижер буквально засыпал своего друга вопросами…
­- Сожалею, друг мой, но ничего утешительного о них я не могу сказать, – печально опустив глаза, заявил Израэль.
­- Что с ними?
­- Ты, вероятно, здесь давно и не в курсе происходящего во Франции. Положение изменилось, и очень давно…
­- Ты слышал о них что-нибудь? Говори же! Не томи меня!
­- Увы, их больше нет… – голос Гофштейна сорвался от напряжения.
Собеседник не сразу понял его слова.
­- Они уехали из Франции? Когда? Куда?
­- Их больше нет… – повторил Израэль и посмотрел на друга скорбящим взором.
Заключенный отпрянул от вестника, как от страшной чумы. Долго не сводил с него ошеломленного взгляда, потом ничего не произнеся, убежал. В нем словно что-то сломалось, будущее, которое он строил все это время, рухнуло и раздавило его, жизнь стала совершенно бессмысленной. Он почувствовал себя бездушным существом, не принадлежащим к миру материи. В немом оцепенении он стоял до тех пор, пока один из охранников не прикрикнул на него. Он встрепенулся, внезапно выброшенный из ирреального мира в мир ужаса и греха. Оглянулся по сторонам обезумевшими глазами и не сразу вспомнил, где находится. Возвращение сделало его невероятно агрессивным. Он решился на поступок, который никогда бы не предпринял в другое время. Всю свою злость он отчего-то захотел выместить на докторе Зигмунде Рашере, измучившим стольких людей своими опытами. Ему казалось, что Эдна и Хана точно так же в муках погибли в каком-то другом концлагере от руки такого же безжалостного нациста в белом халате. Смерть этого изверга стала бы возмездием за гибель его родных.
Пробраться к самой лаборатории доктора Рашера было несложно. Дирижер состоял в числе персонала из узников, поэтому его появление на этой территории было вполне естественным. Нападение на Рашера оказалось внезапным, и будь оно сделано в какое-нибудь другое время, заключенный непременно добился бы желаемого. Однако в тот день из-за приезда Гиммлера и большей бдительности охраны концлагеря узник не смог достичь поставленной цели. Его схватили прежде, чем он успел нанести смертельный удар Зигмунду хирургическим инструментом, раздобытым в одном из бараков-лабораторий доктора Рашера. Покушавшегося на жизнь гауптштурмфюрера не убили на месте исключительно по приказу самого Гиммлера. Он был изумлен храбростью заключенного и желал выяснить, чем вызвана эта агрессия. Задержанного переправили в тюрьму гестапо, располагавшуюся тут же, на территории лагеря. Допрос гестаповцев оказался небезрезультатным. Они узнали многое не только из жизни заключенного номер 1333, но и ценную информацию касательно доктора Зигмунда Рашера и его супруги, оперной дивы Нины Диль. Как выяснилось, все эти годы Рашер обманывал правительство, заверяя, что обнаружил средство от бесплодия. Он и его жена выкрали и выдавали за своих отпрысков троих детей, рожденных от узниц лагеря. Дирижер знал об этом, как долгожитель Дахау, и рассказал гестаповцам, уверенный в том, что нацисты не оставят данный факт без внимания. И действительно, это сообщение стало причиной для ареста супругов и ссылки их в концлагерь Дахау.
Зигмунд был в недоумении, он никак не мог поверить, что какой-то заключенный мог быть причастен к этой истории. Он полагал, что Гиммлер делал это исключительно из собственных побуждений, и до последней минуты надеялся получить помилование. Рашера и его супругу держали в заключении несколько месяцев, и в конце апреля нацисты решили их казнить.
Гестаповцы не любили оставлять свидетелей, и заключенного номер 1333 после многомесячных пыток и жестоких допросов также приговорили к казни. Однако ж его не стали транспортировать из Дахау в замок Гартгейм для отправки в газовую камеру. Его, как "особого заключенного", ожидал расстрел в тот же день и час, что и Зигмунда Рашера. А Нину Диль должны были казнить через повешенье.
Утро казни выдалось прохладным, и не привыкший к холоду Рашер дрожал всем телом. Он всячески пытался выглядеть бесстрашным, но глаза его предательски выдавали трепет души. Это состояние доктора Зигмунда доставило неимоверное удовольствие дирижеру. Его вместе с хирургом привели во внутренний двор лагеря, где обычно расстреливали военнопленных. Торжествующая улыбка застыла на губах еврея. Он был рад тому, что смог отомстить за всех тех, кто был измучен и зверски убит в результате экспериментов Зигмунда Рашера. Эта месть притупила в его сердце боль потери своих родных…
Раздались два выстрела, и вся жизнь дирижера пролетела перед его глазами, будто спрессованная в одно мгновение. Яркая вспышка света притупила болезненное ощущение в груди. Он больше не видел окружающего мира – наконец, он приобрел долгожданную свободу!
Спустя три дня после казни еврейского дирижера и нацистского хирурга, 29 апреля 1945 года, союзные войска американцев освободили узников Дахау. Этого дня, увы, дирижеру не суждено было увидеть…
Порой гибель одного человека может спасти жизни тысячи людей. Это и было то, что готовила ему судьба, – стать безымянным героем и избавить многих людей от мучительной смерти. Сколько же их было таких заключенных с номерными знаками вместо имен? Имена скольких узников потеряны в черной бездне тех страшных времен? И только один лишь Господь знает обо всех тайных движениях душ.