Ты что, охамела? Да как ты посмела. Ты понимаешь, что сейчас приедет Сергей Владимирович, а ты тут развесила свое тряпье. Молчи бестолковая. Ты не понимаешь, какой у него изысканный вкус. И он увидит это старье. Эти трусы и лифчики. Нашла где растянуть свои веревки. Сереженька здесь ставит свою машину. Ты разве не знаешь что у него большущий джип. Приедет, откроет дверь машины и уткнется в твое дранье. Меня в дрожь бросает только при мысли, что он все это увидит и что за этим последует. Да он и тебя и меня заодно убьет. Господи, ну за что же мне такое наказание. Ни как не могу найти хорошую прислугу. Мне что, поснимать это убожество и отхлестать тебя по морде. Дрянь. Да мне и перед соседями стыдно. Не дай боже кто через забор глянет. Да меня засмеют. Убирай сейчас же. Ни на одной светской вечеринке мне нельзя будет показаться. Все будут смеяться надо мной, что я не могла прислуге приличного белья купить. Ты бы хоть сказала, что в такой рванине ходишь, я бы в своих вещах пересмотрела. Вот когда беременной ходила, вот эти вещи тебе точно подойдут.
Послушайте!
Да ты что, дрянь такая, ты еще пререкаться. Я ей самое лучшее предлагаю, а она нос воротит. Какое бесстыдство.
Да послушайте же!
Рот закрой засранка бесстыжая. Я сказала все снять и выкинуть в мусорник. Что б я это не видела больше. И вообще, не суши белье на улице. Своим исподним весь вид портишь. Хорошо соседи все разъехались. А то опозорила бы меня. Я тебя уволю. Как можно такую дрянь носить в наше время. Неужели нельзя подобрать себе что-то красивое и более нежное.
Я кружевное ношу!
Я сказала тебе рот закрой, и не пререкайся со мной. Как кружевное. Что ты хочешь этим сказать? Что это не твое. Тогда где ты чертовка это набрала. На какой свалке? И зачем у меня во дворе вывесила эти флаги позора? Кто тебя подослал? Тебя специально в агентстве мне подсунули, что бы меня опозорить и уничтожить. Признавайся бесстыжая. Не молчи. Убью тварина. Говори. Не чего реветь. Признавайся.
Вы мне и слова не даете сказать. Эти вещи я нашла в чемодане, под кроватью в вашей спальне. От долгого лежания вещи стали дурно пахнуть. Я и решила их освежить. Я постирала их руками. Так как вещи очень старые и ветхие. Я не хотела вам плохого, по этому и повесила на улице. Ну, чтобы не с вашими вещами. Я так понимаю, что вы их храните как память о ком то…
Молчи чертовка…
Валентина Владиславовна села на ступени. Прислуга еще что-то говорила. То ли оправдывалась, то ли что доказывала. В голове помутилось,… накатили воспоминания.

Я родилась в девяностом. Вся жизнь это грязь. Сколько помню свое детство, бутылки на полу, на столе, везде. Часто меняющиеся материны ухажеры и смрад перегара.
Самое детство не помню. Наверно и нечего вспоминать. Грязь, мрак и беспросветное завтра. В школу пошла в восемь. Задержка в развитии. А я просто думаю что мною ни кто не занимался. Во всей стране бардак. Президент пьяница, а за ним и вся страна. Плохо было всем, только не той компании, что окружала мою мать. Приближался Миллениум. Так тогда называли двух тысячный год. Много говорили о сбое в компьютерах, о возможной из-за этого ядерной войне. Но все ждали прихода нового тысячелетия с надеждой на что-то лучшее. Что вот оно пришло и всем стало светло и радостно, сыто и весело. И оно пришло. Не знаю, правда, до кого? До меня новое тысячелетие, почему то не дошло. Нет, не так. У меня тоже наступило новое тысячелетие, но изменений в лучшую сторону не произошло. Так и осталось в доме пьянство и разврат. Правда мать, как только мне исполнилось десять лет, стала отправлять меня на ночь в другую комнату. И тщательно запирала дверь. Я поначалу возмущалась и пыталась вырваться, стучала в двери, просилась в туалет и там сидела подолгу. Мать, бывало, забывала обо мне и я убегала на улицу. Возвращалась только когда все пьяницы уже спали вповалку на кухне и в материной комнате. Но мать пресекла, такие мои выходки тем, что поставила в комнате ведро и сказала, что мне этого хватит на ночь. А если будет вонять, то я должна открыть окно.
Она, наверное пыталась сохранить мое целомудрие, закрывая в комнате. Так это делать надо было, когда мне было лет семь. А за это время я уже насмотрелась на то, как и что с ней пьяной делали ее не менее пьяные дружки. Мне было противно и обидно до слез. Я сидела, забившись в угол, возле холодной батареи и смотрела на эти ужасы.
Встав с утра пораньше, я начинала наводить порядок. Пустые бутылки выкидывать нельзя. Для меня это как закон. Да и будет законом. Просто один раз я с мусором вынесла бутылки к мусорному баку, а когда возвращалась в квартиру, то один из дружков так влепил мне кулаком в глаз, что я скатилась с лестницы и потом целый месяц лежала в больнице с переломом обеих ног и одной руки.
Как там было хорошо. Меня купали два раза в неделю. Я спала на белой простыне, о которой дома даже не мечтала. И главное, меня кормили с ложечки, как маленькую, правая рука была в гипсе, три раза на день. За эти три недели я даже поправилась. У меня появился маленький животик, который я постоянно гладила. Потому что он всегда был полный. Кроме трехразовой еды, меня все, чем-нибудь угощали. Конфетой или яблоком, булочкой или мандаринкой. Один раз мне даже предложили банан. Я его спрятала под подушку и сказала что съем попозже, а на самом деле я просто не знала, как его едят. Но вот все-таки умная я тогда была. Подсмотрела, как чистят банан родители, для девочки, что лежала рядом, а потом и сама себе почистила. Говорят, что когда ешь что-то в первый раз, надо загадать желание. И я загадала.
Чтобы мама перестала пить и пришла меня проведать. Но мама не приходила. А я для нее всегда в тумбочке держала печенье и яблоко. Думала вот она придет, а я с ней поделюсь. Угощу ее такой вкуснятиной.
Мама конечно пришла. Такой как всегда. Через три недели, что б меня забрать. Но врач посмотрел на маму и сказал, что мне положена еще целая неделя реабилитации. Фу, еле выговорила. Не знаю что это такое, но мне все нравилось. Мне разрешили вставать с постели и пробовать ходить. Носили на массаж, это когда тетя руками ноги мне мнет и трет. Сначала было больно, а потом я привыкла. Дети там плакали, а я нет. Только тетя, смотрела на меня и сама плакала. Это была хорошая тетя. Она мне принесла целый пакет разных вещей. Когда она развернула пакет, то я увидела белые маечки и трусики, юбочки и кофточки, а еще красивый цветной купальник из двух предметов.
Мне в первый раз в жизни завидовали. Как же это приятно. Я под одеялом разделась, надела купальник и вылезла в центр палаты. Я наверное с пол часа ходила по палате босиком, в одном купальнике и наслаждалась завистью всех девочек. Я важно подходила к каждой кровати и давала трогать свою обновку. Всех конечно интересовала верхняя часть. Ее ощупывали, отодвигали, смотрели во внутрь и каждая поправляла.
Я была на седьмом небе от счастья. Да и все мы, девочки из палаты так были увлечены созерцанием и ношением, что не сразу заметили, что через стеклянную дверь на нас смотрит доктор и две медсестры. Доктор был суров, а женщины, почему то плакали.
Я бегом прыгнула в постель, но в палату, ни кто не зашел.
На следующий день за мной пришла пьяная мама. Схватила меня за руку и потащила. Хорошо, что я успела схватить кулек с вещами, а печеньки и яблоко так и остались в тумбочке. Когда вышли из больницы я ляпнула;
До свиданья родная больница, как мне у тебя было хорошо.
И в тот же момент я получила сильнейшую оплеуху. Синяк, который почти полностью прошел на лице, проявился вновь. Глаз заплыл, а я упала на попу.
Мамочка, как я хочу быть больной и всегда болеть. Тогда меня все любят.
Мать дернула меня за руку, я подскочила, а она занесла руку для следующего удара. Но тут ее за руку схватил, неизвестно откуда появившийся доктор. Он сказал, что если мама еще раз меня ударит, то он подаст документы на лишение ее родительских прав. Потом они отошли в сторону и еще о чем-то говорили, а я сидела на траве, так как стоять долго еще не могла. Сильно уставала.
Подошла мама, вырвала у меня из рук пакет с вещами, схватила меня за руку и потащила домой. Больше этих вещей я не видела. Единственным воспоминанием остался купальник. Его я не снимала почти три года. Только когда он совсем почернел и изорвался, мне пришлось с ним расстаться. На этом мои детские воспоминания прерываются и перескакивают сразу на отрочество. Лет тринадцать.
В принципе, ничего сильно не изменилось. Того, маминого ухажера, за разбой забрали в милицию. Потом еще были двое других, но тоже не долго. Во время описываемого воспоминания, с мамой жил дядя Витя. Под два метра ростом. Широкий в плечах. И как он себя называл;
Профессиональный бомж.
Он жил сам, и нас кормил и одевал со свалки. Я так думаю что он меня любил как ребенка. Потому что заставил мать навести в моей комнате порядок. Я помыла окна. Наша квартира стала не притоном, но хоть каким то убежищем. Я ведь неплохо училась. На четыре и пять. Тройка для меня редкость. Учеба давалась мне легко. Все что говорила учительница, я запоминала. А так как учебников у меня сроду не было, то на перемене я успевала сделать домашнее задание по книжкам подружек. Дома ведь у меня и стола то не было. Дядя Витя, правда, принес в дом запчасти и собрал подобие стола для меня. А еще табурет без ножки. Но, правда приделал как-то палку, и можно было сидеть на табурете возле стола.
Это я сейчас понимаю, что тогда, в мои десять лет, мать закрывала меня в комнате от похотливых, слащавых взглядов алкашей. А теперь она стала ревновать меня к дяде Вите. Они даже ругались на этой почве. Опять же, сейчас я понимаю почему. Он, со своей свалки, приносил огромное количество вещей и давал мне в мешках с тряпьем рыться. Когда я хоть что-то выбирала себе, он брал эту вещь в руки, осматривал ее и так, с барского плеча, кидал мне в руки и говорил;
Носи на здоровье.
Ну типа облагодетельствовал. Потом собирал все в мешки и уносил.
Так я подсобрала себе небольшой гардероб на вырост. Выбрасывают ведь почти новые вещи. Там дырочка маленькая или пятно. У нас в школе есть урок «Домоводство». Там я научилась шить и стирать. Теперь любую вещь могла довести до хорошего состояния. С блузками, кофтами и юбками у меня было все нормально. Даже двое Джинс появились. Одно плохо. Не было белья. И сколько я маму не просила, она ничего мне не покупала, да и сама не носила.
Я так подозреваю, что один из разговоров с мамой, мог слышать дядя Витя. Потому как в один день, когда он, собрав мешки с перебранным тряпьем, ушел, то в прихожей остался лежать небольшой кулек. Я в него заглянула и сразу схватив, унесла в ванную, где и закрылась. Кулек был полон того, чего мне так не хватало. А взять у дяди Вити мне было просто стыдно. Как представлю, что он возьмет эту вещь в руки, осмотрит, кинет мне, то я даже в мыслях сгораю со стыда. А тут он просто забыл или потерял целый кулек белья.
Я все тщательно перестирала. Высушила на веревке у себя за окном. Теперь гардероб был полным. Наконец-то мне улыбнулась удача. Но ненадолго. Вечером дядя Витя пришел и ничего не сказал. Толи не заметил пропажу, а может еще как, в общем, все тихо и как обычно.
Жить вроде стали лучше. Он приносил кроме вещей много продуктов. Чуть подпорченных или с душком и заставлял маму готовить. Я всегда была рядом. Училась и помогала. Было очень приятно сидеть вместе за столом и есть суп или борщ из тарелок. Какие люди не экономные. Стоило только обрезать края заветренного куска мяса, и продукт приобретал свой первоначальный вид. Или курица, помытая с уксусом, сваренная с лавровым листом получалась со вкусом прованского сыра. Это такой, с плесенью. Дядя Витя приносил. Вообще при его жизни с нами, я поняла слово семья. Мы жили более дружно и сытно. Второй раз в жизни у меня появился животик. Который я поглаживала и радовалась сытой жизни. Правда пьяные оргии не прекратились. Так же, каждый вечер, когда мама закрывала меня в комнате, на кухне разливалась не одна бутылка водки. Как же так получилось? ДЯДЯ Витя, как он рассказывал, бывший военный инженер. Из-за какой-то ошибки в расчетах, произошла авария. Было заведено уголовное дело и его просто выгнали. Ушла жена, забыли дети. Из военного в бомжи. Я думала об этом, но разве могла тринадцатилетняя девочка построить логическую цепочку длинною;- Армия-свалка-бомж.
Счастье не может быть долгим. Дядю Витю на свалке, то ли задавили, то ли убили. Домой он просто не пришел. Не было день, другой. Мы с мамой поехали на свалку. А там милиционер. Он все маму расспрашивал. А потом погладил меня по голове и сказал;
Все детка, не ищи больше папу. Уехал он, и на долго. Выживайте, как-нибудь.
Как он был прав, этот милиционер. Мать не хотела работать и не работала. Но времена были тяжелые. После одной из пьянок, в квартиру пришли люди и вышвырнули нас и наш не большой скарб на улицу. Пока было тепло, мы жили под лестницей. Соседи, жалея меня, кормили. В школе сквозь пальцы смотрели на то, что я ходила в обносках и явном рванье. Даже одноклассники устали меня дразнить и донимать. Они просто брезговали со мной общаться. А за одно и учителя перестали проверять мои домашние задания, не вызывали к доске и не проверяли контрольные. Дома, на просьбу к матери;
Ну, купи мне мороженного. Ну, хоть раз в году.
Шел всегда один ответ;
Я тоже люблю мороженное, но деньги есть только на водку.
Как-то мать напилась раньше семи вечера и не успела или не смогла закрыть меня в комнате. Очередные ее друзья напоили меня. И это случилось. Я ничего не помнила и не поняла. Было только отвращение и чувство большой беды и грязи. Не хотелось жить. Я собралась с силами и пошла на реку. Не приветливо встретила меня наша речка. Здесь под мостом я всегда купалась и стирала свои вещи. Здесь мелководье и поэтому вода всегда теплее и приятнее, но сегодня река была черной. Холодный ветер нес над остывающей рекой обрывки тумана. В голове, не было ни каких мыслей. Я просто пошла в воду. Я шла и шла. Здесь мелко. Сначала вода обжигала ступни, потом выше и выше. Никогда бы не подумала, что холодная вода обжигает также как кипяток. Вот руки коснулись воды. Вот вода уже выше пояса. Ноги немеют. В голове вроде как светлеет. Набежавшая волна дернула рубашку. Пуговицы расстегнулись, оголилась часть тела, плечо. Вот вода уже у подбородка. Еще одна волна окатила лицо.
Не делай этого. Доченька!
Мама. Это ее голос. Успела обернуться. Мать бежит по берегу. Очередная волна накрыла полностью. И завертело, понесло, бросило об каменистое дно. Все.

Тепло. Свет. Яркий свет, такой, что невозможно смотреть. Прикрыла глаза. Где это я. Что-то пищит. Лицо мамы, еще кто-то. Темно.
Нет, опять свет. Рядом никого. Тишину нарушает только надоедливый писк. Я, наверное, жива. Я в больнице. Все напоминает то время, когда я ломала ноги. Но что-то все, же не так. Может все же я умерла? Такое чувство, что меня держат взаперти. Мною кто-то руководит. Кто-то дает команды телу и мне. И этот кто-то невидим. А почему этот, скорее эта. Я вспомнила. Я умерла там, на реке. Сейчас моим телом завладела другая или другой. Я еще не разобралась. Надо немного подождать, осмотреться. Что же будет дальше!
Это явно женщина и она руководит мной. Пока мы еще были в больнице, мне позволялось нежиться в своем теле. Но как только нас выписали, моя добрая и нежная душа была отправлена в самые низы тела. Душа забилась в своде стопы и ждала освобождения. А его все не было.
Другая я взяла бразды правления. Жесткая, расчетливая и коварная. Я ненавижу женщин и презираю мужчин, но я твердо знаю что тем и другим надо, в том числе и от меня.
Выйдя из больницы, я не вернулась под лестницу. Сейчас я была чистая и благодаря чужим людям, не плохо одетая. Зачем мне возвращаться в грязь. Мой удел царствовать, а не прозябать. Надо искать удобный случай. Нужно оказаться в нужное время и в нужном месте. И этот случай не заставил себя ждать. Несколько дней я провела в вагонах, в которых сдают на ночь купе, а потом просто гуляла по городу и увидела объявление о студенческом бале с выбором королевы красоты.
Ясное дело, что в одном и том же наряде мне не светило ни какое место. Но на конкурсе была возможность неплохо поживиться. Хоть вход и был платным, но представившись по фамилии, имени и отчеству потребовала проверить себя в списке приглашенных. От такой моей наглости охрана немного опешила, но меня пропустили. Так же я прошла за кулисы.
Везде лежали сумки, платья, вещи и документы выступающих, а внимание всех сопровождающих было приковано к сцене. Где и происходили основные баталии.
Мысль пришла одна. Как тогда, перед рекой.
Вперед! Отступать некуда.
Среди всех вещей подобрала для себя самое подходящее, в сумку сложила приготовленное. Так же взяла две большие косметички. Два найденных паспорта. Услышала овации и шум приближающихся шагов. Сразу заметалась в панике, что делать? Но быстро взяв всю себя в кулак. В другую руку сумку с добычей. Пошла по коридору, пробуя все ручки дверей. На удачу, вдруг какая откроется.
Не заперта оказалась дверь туалета. Зашла. Что дальше? Окно. Выглянула. Выходит во внутренний дворик. Стоит несколько машин. Водители заняты кто чем. Выкинула сумку и следом протиснулась сама. На шорохи стали поворачиваться водители, но я удачно присела за мусорным баком. Немного выждав, выглянула.
День был жаркий. Водители по открывали дверцы своих авто и сидели в ожидании хозяев.
Тихонько пробралась к ближайшему джипу и юркнула на заднее сиденье. Сползла на пол и замерла. Но машина все же качнулась и дверца за мной захлопнулась.
- Странно. Вроде ветра нет, а дверца закрылась. – сказал водитель и вышел из машины, намереваясь открыть обратно дверцу. Но тут раздался другой голос.
- Садись быстро. Поехали. Там кипишь, поднялся. Кто-то, что-то спер. Сейчас менты налетят. Мне совсем неохота светиться, да еще и быть свидетелем.
Пока мужчина говорил и садился, машина завелась. А как только захлопнулась дверь, мы рванули с места на огромной скорости.
Как я буду дальше выпутываться, я еще не решила. Главное, уйти подальше от места действия. Машина долго петляла по городским улицам. Потом остановилась. Из разговора мужчин, поняла, что стоим на железнодорожном переезде. Решилась вылезти. Тихонько открыла дверь, стала вылезать, но была схвачена за шиворот. Я вертелась, кусалась, брыкалась, но их было много. Меня скрутили, бросили опять на пол в машине и мы дальше поехали.
Большой двор. Высокий забор. Красивый двухэтажный дом. Елки, качели. Домик при въезде. Везде камеры, не убежишь! Куда-то я попала. Но не тюрьма. И за это спасибо. Сумку с вещами выкинули прямо на снег, на дорожку. Нашли паспорта.
- О, шеф. Тут ксива этой куклы.
- Михась, ты потише. Что шефа не знаешь. Девочка то смазливая. Если шеф клюнет, тебе несдобровать.
- А я что, я ничо.
- Шеф! Тут паспорт, вроде ее и еще какой-то старухи. Может тетка, но не маман. Фамилия другая.
- Ведите в дом. Проверьте шмотки, чтоб ни камер, ни микрофонов. Косметику в топку. Там и черта можно спрятать.
- Э, полегче, она столько стоит, что вам и не снилось.
А может и снилось, раз такой домик и машинки. Меня ввели под руки в дом. В комнате, на диване, со стаканом в руке сидел мужчина. На вид лет тридцати пяти, приятной наружности. Он и оказался их шефом.
- Снимите с нее верхнее тряпье, - сказал он.
Меня начали раздевать, я сопротивлялась. Одному отдавила ногу, второго попыталась укусить, но потом, видя, что силы не равны, согласилась раздеться сама. Скинула блузку и еле стащила юбку. Так и стояла в одном белье, пока мужчина разговаривал по телефону. А потом стал говорить со мной.
- Похоже, красотка, это ты развела на конкурсе, почти всех на тряпье, косметику и документы. Тебя уже вовсю ищут менты. Ты засветилась на камеры при входе и мне ничего не стоит сдать тебя властям. Но ты крошка вроде ничего. Если тебя приодеть. Обуть, накрасить. То с тобой вполне можно выйти в люди. Я предлагаю тебе поработать на меня в роли топ-менеджера. Это типа раз ногой топнешь – сразу вылетишь. А если будешь паинькой, то мы поженимся и дочку Васей назовем.
Они хором все заржали над шуткой шефа. Один охранник, дернул за рукав другого.
- Что я тебе говорил. У шефа новая игрушка. Обидишь ее, сам вылетишь и хорошо, если не в гроб.
- Я согласна, все равно другого выбора нет.
- О! Молодец. Люблю понятливых. Будь умницей и будешь есть с золотых тарелок и спать в шелках. Но, ни дай боже тебе повысить свой ангельский голосок.

Мы живем уже десять лет. Я сразу говорила, что понимаю что нужно мужчинам и женщинам. Нрав у моего любимого очень крутой и только с ним я овечка. Все остальное вокруг, это свиньи и прихлебатели. Все в мире крутиться вокруг нас. нашему сыну уже семь лет. Он учиться в частном пансионе Англии. Красивый и успешный мальчик. По-английски он лучше говорит, чем по-русски. У него светлое будущее. Опора родителей в старости. Хотя мне моего личного счета и без него хватит с лихвой.
Люди быдло. Совсем не понимают, чего от них ждут и хотят. На днях с испытательным сроком приняла на работу кухарку. Вы не представляете, что она мне в первый же день вписала в меню. Котлеты. Эта смесь мясных отходов, с хлебом, луком и молоком. Она что, не видит в какой дом попала? Предложила бы еще макароны по-флотски. Нищенская натура. Приходят разные голодранки. Да и прислуга, не поймешь что им надо. Прошу, пыль протирайте хотя бы через день. Так они все как сговорились. Не успевают, видишь ли. У нас всего-то двадцать комнат. А как люди во дворцах живут.
Да и в остальном. Отдала им весь подвал. Стирайте свое тряпье, и сушите в подвале. Так нет же, засрались так что на плитке плесень появляется.
А вообще у меня жизнь хорошая. Мы с мужем души не чаем друг в друге. У нас взаимная любовь.
Вот только есть во мне еще частичка, какой-то низости, которая гложет меня. Вот и на днях. Служанка перестирала и развесила тряпье, спрятанное мной еще после свадьбы. Мне аж дурно стало. Уволила служанку и выкинула все эти шмотки вслед за ней.
Нравиться мне моя золотая клетка. Никогда не вернусь под лестницу. С теми вещами я оторвала и выкинула последнюю нить воспоминаний.


Друзья. Всем душевного благополучия и хороших друзей.