Упали… «Али-али-али…» - ответило горное эхо. Или это я так долго ору? Нет, не может быть такого – упасть с высоты в 1500 метров и остаться живым? Так не бывает… Может я уже умер? Тогда почему я ощущаю боль?! Мёртвые не потеют, а у меня испарина и жар во всём теле… Стало быть живой я. Да, парень, ты живой пока… А экипаж, твой экипаж, где и как? А, майор, ты же командир. Или хрен с горы?!
Повезло, опять повезло. Второй раз падаю с высоты полёта вертушки, и живой… Авторотация – мать вертолётчиков. Снова спасла, не задели духи стингером несущий винт. Он и спас меня, штурмана моего и борттехника. Вращался столько, сколько смог. Пока не задел краешком выступ скалы… Если бы летел на «Трубе» (жаргонизм. Труба – это самолёт. Не важно какой, боевой или гражданский. Там однозначно – труба, даже если птичка коснётся крыла… Верная смерть!...) А на вертушке есть надежда на то, что не камнем вниз упадёшь. Пока крутятся несущие лопасти главного винта, то ты падаешь замедленно и по кривой глиссаде - дуге. Как её там, в геометрии, зовут? Парабола или гипербола… Да не важно сейчас, это не главное. Если ты жив, то подумай о товарищах, майор… Подумай и действуй. «Похороните, пацаны. Похороните…» Этот предсмертный хрип моего «бортача» до сих пор всплывает в подсознании ночью. Когда плохо спится и полудрёма… А ещё я помню его умоляющий взгляд, в котором была та же самая просьба. Я понимаю, и понимал тогда, что страшная доля выпала сержанту-сверхсрочнику. Стать растерзанным трупом на радость дикому зверью и грифам – такой участи не пожелаешь и врагу. А механик он был классный, вертушка под номером 30 меня никогда не подводила по его вине. «Похороню, брат. Обещаю. Слово офицера даю, будь спокоен…» А он уже «упокоился», но слово я дал. Выполню, кровь из носа… Кстати, почему на моих руках кровь? Это чья? А-а-а…, моя. Течёт из ушей и с разбитой морды, блин! Ну, лицо – оно заживёт. А вот кровотечение из ушей – это плохо. Очень плохо. Писец, майор! Похоже, ты отлетался… ВЛК (врачебно-летную комиссию) тебе уже не пройти. А может отпустит, ведь есть же Бог, который не Яшка и знает, кому тяжко…
Строки, строки… Я их долго пишу. А тогда всё происходило быстро. Надо было успеть вытащить и раненного штурмана, и уже мёртвого борттехника пока не рванули топливные баки. Это в небе Ми-24 грозная машина, а сейчас как раненая птица, которая уныло ждёт добытчиков своих, охотников… Что ж ты так орёшь-то, пацан? Ты же офицер, штурман! Больно? Бывает и больнее… Да и рана у тебя ерундовая. Так, на пару недель в госпитале. Зато в Ташкенте полежишь, по базару походишь… Ты, когда-нибудь, видел восточный базар? Эти впечатления просто непередаваемые, их нужно почувствовать самому. Ну, слава Богу! Очнулся… «Пришёл в себя, пацан? Молчишь. Значит понять пытаешься, где ты и кто ты… Это нормально. Так бывает у всех начинающих. Но времени нет у нас с тобой. Давай вытащу, пока баки не рванули… Будет больнее чуток, ты потерпи…»
Там, в Средней Азии, другие звёзды и небо другое. И никого нет в тех горах и перевалах, кто бы ждал тебя. Кто бы ждал… Одна мысль вела нас , меня и моего раненного штурмана, - а хрен вам, духи! Мы дойдём до своих… Через день, через два или через месяц… Но, мы дойдём. Слово русского офицера!
На следующий день, на вторые сутки, нас нашли в этих чужих горах. Я и не ранен был, но такой уставший… Хохол, мой штурман, сало любил. И грел нас двоих по дороге воспоминаниями о хохляндии,, о природе той, и обещал клятвенно: «Если выберемся, то Я обещаю, что и внуки мои будут помнить тебя, командир…» Не умышленно, но так получилось, что в последней строке «Я» с большой буквы. Я править не буду… Пусть они все будут с большой буквы. А я, буду с маленькой… Кто я по сравнению со Вселенной, с Вечностью и с вашим миром? Да никто… Так, космическая пыль случайная.
Но в этой пыли был мой разум, мои эмоции и чувства, которыми я подвластен был... А хохол был настоящий, русский офицер. Сейчас воюет в ДНР, по привычке... Меня зовёт. Но я не поеду туда. Мне бы старые грехи отмолить. Нас, лётчиков, больше полугода на войне не держали... Крыша ехала конкретно. Вот цель, квадрат и приказ... А там довольно большой аул. Там женщины, старики и дети... Но оттуда стреляли, убивая нас... Есть альтернатива или путь примирения? Или его нет? А, люди?!
|