http://www.youtube.com/watch?v=OvGYSthroFQ

За гранью времени я стала проводником.
Не хотела покидать этот мир.
Меня отпускали.
Но я осталась.
Долгов много, и мне, и на мне.
Получать - отдавать надо.

Генетическая память – шкатулка с сюрпризом.

Москва
Восьмидесятые.
Мне двадцать, маме сорок. Мама изображает из нас сестёр.
Я молчу.
Пришли в гости к дальним родственникам с тортом «Мимоза» и хилою розой.
Те жили у Савёловского.
Зачем попёрлись? Знать их не знаем.
Мы не коренные.
Мама всё контакты искала.
Родственники:
Вдова начальника.
Видела маму давно мельком.
Пригласила с надеждой посватать за сыновей близнецов – убеждённых холостяков – Мишу и Гришу.
Вдова достала альбом с фотографиями, рассказала историю про то, как к ним пришли из санэпидемстанции с проверкой на наличие мышей и крыс и спросили: - «миши - гриши есть?»
На меня близнецы смотрели с интересом.
Мама распускала чары - не действовали.
Пригласили за стол:
салат оливье, колбаска докторская нарезанная, яйца под майонезом.
Душевно, типично, прилично.
Казалось, жила здесь всю жизнь.
Развалилась в кресле. Что-то вежливо мямлила, перелистывая репродукции Шагала.
Уходя подумала: - «Давно так хорошо не отдыхала »

Через пару лет по несвязанным обстоятельствам, переехала в дом неподалёку, на Вятской.
Там прошли лучшие годы.
Бродила по этим улицам во сне и наяву. В мыслях брожу до сих пор.

На зоре коллективизации троюродный дядя оказался самым умным в местечке - распродал имущество и подался в Москву на завод.

Каталась по Вятской на трамвае счастья мимо заброшенного завода, представляла, как за непроницаемыми от пыли окнами трудится у ржавого станка призрак дяди.

В восемь лет увидела в журнале «Иностранная литература» репродукцию Шагала и вспомнила отрывок из предыдущей жизни.

Коллективное изгнание сплотило. Благоденствие разобщило.

Тема раннего Шагала - еврейские слободки, местечки – нагромождение ветхих времянок, суета, размётанные пожитки, уносимые ветрами времён люди.

В Белоруссии, Украине и Литве до Второй Мировой было множество еврейских местечек.
Предки оттуда.
Незнакомый мне мир.
Выросла в большом городе.
Ни семьи как таковой, ни родственных связей, ни традиций.

Наряду с Шагалом любила Чюрлениса.
Тоже с детства и с первого взгляда.
Узнаваемый параллельный мир зазеркалья.

Большинство народа ездило отдыхать на юг.
Мы с мамой в Прибалтику.
Почти как за границу.
Непонятный язык.
Чистота, достаток.
Вкусная еда в столовых: заливной язык, сервелат, взбитые сливки и прочие деликатесы.
За копейки.
Неизменное чувство, что мы впёрлись на чужую кухню.
Не коробило.
Комментариев не понимали.
*******

Шагал с Чюрленисом не раз выставлялись вместе в Париже, в Москве и в других городах.

У одного в картинах галдёж мирка, вытряхнутого как перья из подушки.
У другого созерцательность величественного покоя взглядом альпиниста с вершины.

Но была у Чюрлениса картина, которую я ненавидела – «Жертвоприношение» - полуденная пустыня, над ней дымящаяся пирамида- печь .

Города отвергают и предают, как люди.
Кто- то потом кается, кто- то кичится злодействами, кто- то замалчивает.

Туристическая поездка в Литву на поезде удалась.
Мне было семнадцать. Начало жизни казалось её концом.
Я серьёзно думала умереть.
Вдруг передумала.
Оттаяла.
Вспомнилось детство. Дефициты в магазинах. Уютные кафе.
Бродила по вечернему городу. Пила в баре крепкий кофе с ликёром.

Каунас – это очарование!
Средневековая архитектура, органная музыка, музей Чюрлениса! Лучшие работы, которых раньше не видела.
Сказки морей, лесов, болот.
А какой в Каунасе Драматический театр!
Донжуана играл златокудрый красавец - высокий, статный, в распахнутой белой рубашке, в ботфортах.
Лестно, что приглянулась такому яркому и непростому.
Случилось стать капризом его горячей плоти.
Конечно, не было и речи о том, чтобы посягнуть на народное достояние республики Литвы.
Но я размечталась.

Музей чертей находится недалеко от музея Чюрлениса.
Вспомнилось походя.
В детстве смотрела фильм о каунасском музее чертей.
Легенда о том, как в жаркий полдень старик столкнулся с бегущим по улице чёртом. Стали ему везде черти мерещиться.
И пошёл он строгать чертей как заведённый.
Настрогал на целый музей.

Генетическую память штормило. Волны падали во мрак.

С умилением разглядывала фотку на фоне Каунасского крепостного рва.
Ах, любовь! – Я и кавальеро Донжуан!
Его звали Янис.
На фотке автограф на память.

Я не знала, что у Каунасского крепостного рва в июне сорок первого местные патриоты расстреляли 4000 евреев.
Фашистские оккупанты в акции не участвовали.
Не мешали литовской нации «самоочищаться».

Во Второй Мировой Каунас побил все рекорды геноцида – в стране было уничтожено девяносто пять процентов еврейского населения.
Каунасский еврейский погром принял форму народного гулянья.
В гараже «Летукиса» жертвам вставляли в горло водяные шланги, и вода под давлением разрывала людей на части
Убийствам аплодировали.
Один из палачей – добровольцев взобравшись на гору трупов, играл на гармошке национальный гимн Литвы. Толпа подпевала.
«самоочищалась» нация потому, что Эстонцы и Латыши, попали в список арийцев, а Литовцы нет.
Литовцы решили звание заслужить и таким образом добиться независимости.
Фашистов встречали с цветами как освободителей.
Погромы начались ещё до их прибытия.

В октябре сорок первого произошло ещё одно крупное массовое убийство в Каунасе — в девятом форте было расстреляно 9200 евреев, в том числе 2007 мужчин, 2920 женщин и 4273 ребёнка.
Когда нацисты начали массовые расстрелы евреев на советской территории, они постепенно стали привлекать к ним местную полицию – белорусскую, русскую, украинскую. К маю 1942 года в формированиях шуцманшафт в Белоруссии и Украине состояло более 300 000 человек, незаменимых при проведении нацистских расстрельных акций. В Литве и Латвии были созданы специальные военно-полицейские формирования, занимавшиеся расстрелами евреев: «Ypatingas Burys».
Из этих 300 000 тысяч палачей как минимум каждый сотый благополучно дожил до старости. Некоторые живы до сих пор.
После войны их сослали.
Через какое то время те вернулись домой в целости и сохранности.
Всплыли некоторые данные о том, что они были подпольщиками, а евреев расстреливали для отвода глаз.
Может мимо стреляли или холостыми?
Моих родственников полицаи не стреляли - зарубили топорами. Три семьи - старых и малых.
Те отправились в эвакуацию своим ходом, но опоздали. Фронт дорогу перекрыл.
Их нагнал отряд полицаев.

Дед раньше других семью в эвакуацию отправил. Сам до Берлина дошёл.
Бабушка одного из полицаев потом часто на улице встречал, проклинала.
А он ей: - «своё в ссылке отбыл, теперь чист.»

Одна из моих тёток осталась в городе. Кто – то спрятал.
Всю войну просидела в подвале.

У предков мамы была фамилия Мельцер, у предков отца – Френкель.

Большинство евреев - переселенцы из Германии, проживавшие на территории Польши, Литвы Украины и Белоруссии, говорили на идыше - немецком жаргоне.
В Гражданскую на территории будущих западных республик действовало сразу несколько противоборствующих сил: петлюровцы, Добровольческая армия А. Деникина, Красная армия, крестьянские банды, анархисты во главе с Н. Махно.
Все они в большей или меньшей степени участвовали в погромах. В ряде случаев погром, начатый одной из сражающихся сторон, продолжали войска другой.
Вторгшиеся германские войска разогнали враждующие стороны и защитили пострадавших от налётов евреев.
Те запомнили.
Это и сгубило.

Мама была моим первым ребёнком.
Чем бы дитя не тешилось….
Любимой игрушкой была моя зарплата.
Когда однажды я отказалась её отдавать, мама сказала, что я сумасшедшая и повела меня по психиатрам.
Каждый раз после обследования лечение предлагали маме.
Но она не сдавалась. Пройдя все официальные пути, мы обратились к альтернативной медицине.
Отклонений и там не обнаружили. Зато определили некоторые способности.

- закрой глаза.

Я стояла в одном конце комнаты, а шаманка в другом.
Бывшая балерина. Женщина удивительной красоты. Вся в чёрном.
Я чувствовала как она кончиками пальцев касается моего лица.
Я была соляным столбом. Она пыталась меня оживить.
- в твоей предыдущей произошло что- то ужасное.

Она была потрясена.

Я очнулась под дубом за несколько минут до смерти.
Из меня хлестала кровь. Все ноги были в крови. На меня смотрели жадные страшные глаза каких-то парней в кепках.
Перед смертью я испытала что- то вроде оргазма – ужасное предательство собственного тела.

Фотку с автографом Яниса я сохранила.
Мы оба родились в шестидесятых.
Он был на пять лет старше.
Трудно судить насколько я понравилась.
Но через тридцать лет он меня узнал.

Взгляд вне времени оптимален.

Его золотые волосы стали серебряными. Статный, плечистый, он стоял в майских сумерках в яблоневом саду как святой Пётр. Зелёные глаза светились мудростью и добротой.
В окнах дома горел свет.
Я вошла в полумрак.

Щуплая фигурка, скользнула за калитку. Подростки иногда забирались в сад за яблоками. Но сейчас не сезон.
Янис спрятался за деревом, чтобы слегка пугнуть.
Силуэт девочки на фоне заходящего солнца.
Она не испугалась. Она знала, что он там.
- Помоги мне. Я ранена.
Рукав её свитера намок от крови.
- Кто тебя так?
- Я пырнула ножом старого полицая, и у меня появился такой же порез.
А завтра я его убью.