Неправильная какая-то немецкая железная дорога, не на шутку разозлившись, подумал Олег. Хотя прекрасно помнил ещё со школы, что Английской и Немецкой «DB» нет равных.

За этот день, который пролетел быстротой молнии, сколько ему пришлось пережить, увидеть для себя нового, со сколькими в большинстве случая, хорошими людьми довелось встретиться, в полном смысле понимания этого слова – хорошими: немцами, поляками, русскими. Которые совершенно искренне, нарушая жизненные уклады, рискуя, что было чревато потерять им работу, всё-таки поступали по человечески и помогали Олегу выйти из его сложившейся ситуации. Конечно же, здравый смысл восторжествовал. А может, Всевышний их вёл за собой или счастливый случай.

Разве нужна была война этим людям, который раз думал Олег, где погибали десятки миллионов русских, немцев, поляк и других народностей Мира, скажите, кому это было выгодно сталкивать людей в кровопролитии.
А ведь не многие, ещё оставшиеся в живых свидетели, испившие ту чашу горя войны до дна, уверены, что прощения фашистам нет и не будет.

Всегда помнил Олег о гибели молодого человека 36 лет, лейтенанта Советской армии, командира стрелкового 1349 взвода, лётчика АЛСИБа, своего деда, Якова. Который в тяжёлых погодных условиях, при страшных морозах, перегонял американские самолёты в помощь Советской армии. Много боевых лётчиков погибало тогда, выживали единицы. В честь подвига деду на Родине поставлен памятник, как настоящему герою.

С щемящим сердцем Олег думал, про ту, не зря прожитую, хоть и короткую дедом жизнь, отдавшему её, за нашу Родину, не задумываясь ни на секунду и почему - то вдруг Олегу захотелось быть сейчас на месте деда, в том горящем, подбитом немцами самолёте.

Неужели понятия долга раньше были другими, неужели нам, чтобы оголились наши искренние чувства, нужна обязательно война.

Читайте классиков, говорил один старый умный еврей, там всё написано.

В частности наш славянин Никола Тесла, у которого была своя теория войн, он гений, обладающий техническим могуществом, считал, что источником их является большая разность экономических военных потенциалов у народов, когда потенциалы более или менее выровнены – Мир. Большая разность потенциалов приводит к войнам. Если не будет возможности успешно напасть не на одно государство – войны прекратятся.

Олег шёл по вечернему безлюдному железнодорожному перрону города Берлина, втянувши голову в поднятый воротник своей кожаной куртки, ожидая свои два часа ночи, до прибытия поезда.
Уставший от всех происшедших с ним сегодня событий, до сих пор не веря в то, что всё это было с ним и что слава Богу уже всё позади.
Он благодарил про себя доброжелателей, что посоветовали ему выиграть время в пути, ехать Брестским поездом не до Эрфурта, как обычно, а сделать под Берлином пересадку, на идущий поезд прямо домой до Веймара.

Какие хорошие люди, твою мать, как все они мне дороги, чтобы они так жили и ездили до конца дней своих в прицепных почтовых вагонах, только успел подумать, как от небольшой компании сидящей вдоль перрона на лавочке в темноте послышался женский грубый, хриплый голос, в его сторону:
- Бандито, дальше он не разобрал.
Это конечно же относилось к нему, по причине отсутствия кого либо рядом и скорее выглядело по "итальяно", как будто они находились не в Германии, а где то на вокзале города Палермо.

Что же могло послужить такому вниманию, к его скромной персоне и такому недружественному, неадекватному поведению немецких "товарищей" в столь поздний час?

Может быть то, что Олег был в кожаный куртке американского пилота, что любят носить «гопники», (оранжевое внутри, чёрное снаружи). Так у него на голове не было абсолютно до безобразия «восьмиклинки». Так-же на «гопнике» должен присутствовать очень важный компонент одежды олимпийка – абсолютный их хит. А завершить должно всё это чудо, подумал Олег, спортивные штаны, которые являются гордостью и величием «гопоты». На «ножных отростках» обычно у «гопов» одеты либо кроссовки, либо туфли с тупым квадратным носом, которые очень гармонируют со спортивными штанами. В руках так же могут присутствовать чётки, но не для молитвы, как у мусульман, а грубо вырезанные огромные чётки, которыми «гопы» крутят «туда, сюда», показывая кто из них круче. А круче тот, у кого кожаная куртка заправлена в спортивные штаны.

Но ничего этого на Олеге не было, кроме куртки американского пилота, что он преобрёл за 600 марок на «Александр Плац» в универмаге «Centrum» города Берлина.
Правда были на нём ещё джинсы, которые достались ему по случаю в небольшом фирменном магазинчике «Levis», когда примеряя три пары, в примерочной он затолкал себе одни штаны за спину под куртку, что выглядело сзади как горб. А на кассе, которая находилась на выходе, молодой флегматичной немке с плеером Олег ничего вообще не сказал, только одно банальное «Ауфидерзейн».

Таким образом вспоминая историю «гопничества» или другими словами «гоп стопа», о чём деликатно намекнули ему местные немецкие товарищи, Олег накидывая уже какой круг по плохо освещённому, почти безлюдному перрону, ожидая своего времени до поезда, уставший, но проявляя нордическое спокойствие, побрёл дальше.

- Йеё майё какой я Бандито, сказал про себя тихо Олег, с шестнадцати лет работал, получал специальность, затем, как и все отдавал свой долг службе в Советской армии, в двадцать три года уже ехал, как один из лучших военных специалистов по распределению от военкомата сюда, в Германию и уверен был в том, что руки под член у него не заточены.

Успокаивал себя одним, тем, что билеты сразу в Бресте куплены были до места назначения.

А в тот-же день незадолго до этого замечательного вечера, ни о чём не подозревая, что с ним произойдёт дальше, Олег выбирал на платформе вокзала стольного города Берлина, где лучше запрыгнуть в открывающиеся двери вагона метро, со своими двумя не лёгкими(это мягко сказано) двумя чемоданами и сумкой.
В них он вёз стратегически важный на то время груз. Это был не актуальный на то время контейнер с ртутью, что используют в ядерной промышленности и не жестяные банки с осетровой икрой и русской водкой, а масляные и электро камины, которые в Эрфуртской скупке у немцев принимали тогда на комиссию по 500 марок и выше.
Это была месячная зарплата Олега.

Тройные подсвечники из металла под старину, которые тоже хорошо тогда шли и другую хрень, которую не так уж легко было, в 1988 году дома достать, даже через знакомых на базе в столичном городе.

В основном все ехавшие с Союза из отпуска, занимались таким промыслом, надо же как то было жить, зарплаты были у служащих не такие уж и большие.

Так вот, неправильность Берлинского метро, на взгляд Олега состояла в том, что у них напрочь на кабинах машинистов отсутствовали зеркала бокового вида, как у нас.
Посадка в вагоны метро проходила быстро, за считанные секунды, людей мало, поезда ходили на удивление часто. Отправление контролировалось и передавалось с платформы по громкой связи диспетчером метро, которая сидела в стеклянной будке, здесь же на платформе, процессу отправки по направлениям составов помогало автоматическое табло.

Олегом было выбрано приблизительно место посадки, по метке на платформе, перед дверями вагона и оставалось за малым, забросить тяжёлые чемоданы и сумку.

Два чемодана уже были в вагоне. Но а затем уже нужно было принимать какие-то меры и что-то срочно решать, когда Олег защемлённый вагонной дверью был так, что левая половина туловища, с большой сумкой в руке висела на улице над платформой, а правая его половина с головой и двумя чемоданами находилась внутри вагона.

Первая же мысль, которая пришла в его голову, после шороху, что он навёл в вагоне своей дерзкой посадкой, когда поезд набирал уже обороты - нужно выскакивать, потом будет поздно. Бог с ними с чемоданами.

В вагоне метро у пассажиров конечно же был шок, не каждый день увидишь такую картину, слышны были крики о помощи, но стоп кран никто не срывал.

Олег с трудом освободился от давившей его грудь и спину двери вагона, не теряя времени, крепко держа в левой руке большую сумку, удерживая равновесие, чтобы не свалиться за край платформы, спрыгнул с состава и быстро побежал.

Успел, слава Богу. Чемоданы в поезде поплыли дальше, а Олег про себя запел:
- Тронулись вагоны, за окном прощальный взмах руки, грусть подальше спрячу, чтобы не нашли...

По истечению какого - то времени, подойдя к дежурной немке на платформе, к той свидетельнице очевидного и вероятного, милой фройлине и пытаясь ей объяснить по фене и при помощи какой то матери, под впечатлением случившегося, как же так, не ужели она не видела, почему же она не затянула паузу посадки подольше? Что же теперь делать дальше?

Немка тут же поняла, что имеет дело с русским или поляком, сделала вид, что ничего существенного не произошло и стала гнать Олега из помещения диспетчерской.
Что дальше, куда идти, что делать.

Олег пытался себя успокоить, благо, что документы, деньги и кое какие вещи были с собой, да ещё шесть коробок конфет «Вечернего Киева» которые лежали в сумке.

Ностальгируя про свои родные чемоданы «Гросс Германия», которые он наверняка уже никогда не увидит, вспоминал, как его в Бресте на таможне через сектор №8, за червонец без осмотра багажа и без очереди, легко провёл местный носильщик.
Перевезти тогда, Олегу казалось, можно было всё.

Затем Олег собирая весь свой небольшой немецкий словарный запас, накопившийся за год в Германии, стал про себя выстраивать предложения.
Спустившись по эскалатору и зайдя в здание Берлинского вокзала, он первым делом стал искать полицию. Здесь при входе в вокзальное полицейское управление стоял высокий немец в форме, которому Олег пытался объяснить:
- Их шулинг зи, майнэ цвай гроссе ташэ фарен зи шнельцуг... пропел Олег, где-то в глубине души с иронией напоминая Кису Воробьянинова в 12 стульях, с его знаменитой французской фразой.
Немец напрочь отказался слушать, послав в полицию за территорию вокзала.

Олег узнал, как туда добираться, но потом уже, когда долго шёл по дороге через какой-то пустырный район новостроек, интересуясь по дороге у прохожих немцев, как найти полицейский участок, камрады шугались от него в стороны, как будто он им пытался навязать своё не здоровое мнение, о том, что Олег видел и разговаривал вчера с самим Адольфом Гитлером, который по прежнему проживает там же в Аргентине.

Эта затея была вариантом не из лучших, подумал Олег, пришлось возвращаться опять на вокзал. Веря в знаменитую фразу:
- Кто стучится, тому открывают, пошёл к полицаям опять.

И это продолжалось бы может до бесконечности, если бы перед глазами Олега не появился план Берлинского метро.
Так оно же такое как в Москве, ветки расположены по кругу, времени нельзя терять, нужно действовать, это меняет дело, подумал он и вернулся опять на станцию, где всё произошло.

Приблизительно посчитавши количество остановок и то время, которое он уже потерял, Олег ожидал увидеть тот состав метро, что увёз его чемоданы.
А как же его узнать, если они были все в рекламных зёрнах кофе «JACOBS».
Тогда его посетила мысль проехать по кольцу от центрального вокзала, выходя на каждой остановке, спрашивая о своей пропаже у немцев, работников метрополитена.

Конечно, дай Бог, чтобы чемоданы где-то выставили у немцев, чтобы в вагоне не оказалось нечистых на руку людей.

Одна остановка, вторая, третья, четвёртая, пятая не принесли ни какого результата. Опять Олег приехал на вокзал.

Проходя мимо состава метро, рядом с которым машинист немец делал технический осмотр вагонов, Олег на ломаном немецком объяснил снова свою кляйне проблему.
Немец, к сожалению так же не ответил взаимностью. Но пройдя до самой головы состава, в кабине вагона увидел ещё одного немца и опять попросил помощи. На удивление машинист улыбнулся, как будто бы всё знал о происшедшем с ним, сказав:
- Ништ проблем, ком гиа камрад фарэн зи и они стали проезжать каждую станцию, которую он прозванивал по громкой связи установленной в кабине поезда, чтобы найти «уплывшие» Олега чемоданы.

На пятой или на шестой станции от вокзала он Олега высадил, опять улыбаясь, показав рукой куда идти.
За порядочность Олег, на приборной панели кабины немцу оставил большую коробку конфет «Вечернего Киева», в знак благодарности, за испытания, которые уже им вместе пришлось пережить.

Действительно, на перроне в стеклянной диспетчерской будке были его родные чемоданы «Гросс Германия», без которых как то не прилично было возвращаться из отпуска, а над ними в кругу стояли наверное работники всех служб этой станции, живо обсуждая на своём, варианты их приключения.

Когда к ним зашёл Олег, то услышал удивительное восклицание о весе его поклажи:
- Ооо, май Готт, гроссе ташше», кто-то поправил:
- Цвай гроссе ташше, Фарэн зи панцыр?, вопросительно посмотрели на меня немного испуганные немцы.

Людям нужно всегда говорить, то, что они хотят слышать, писал Дейл Карнеги, подумал Олег, и подтвердил немцам:
- Панцыр, панцыр, айнэ, кляйне панцыр…
Поблагодарив всех, раздав последние коробки конфет, которые так ждала и любила его Юлька, дожидаясь своего Олега домой, в Веймар.