Не хлебом единым… а и поросенком с хреном…

Я окончила школу, провалила экзамены в консерваторию, рассорилась с женихом. Наконец, цепь этих важных событий оборвалась, и наступило безвременье. Я как бы повисла в воздухе, идей, побуждающих к действиям, не было, стала прогрессировать депрессия. Хорошо, подруга Наташа в таком состоянии меня не бросила и устроила к себе на работу в стрип-бар. Я раздевалась там по вторникам и четвергам, она – по понедельникам и пятницам. Зарабатывали неплохо. На жизнь хватало. С жилплощадью, правда, были проблемы. Хотелось иметь собственное жилье, а не ютиться в девятиметровой комнатенке родительской квартиры. Ну, мне Наташа, как-то и говорит:
– Вика, пойди в церковь, поставь свечку Николаю Угоднику. Помолись хорошенько, квартиру попроси. Я частенько свечку ставлю по разным поводам. Пока помогает. Может, и ты везучая в этом смысле.
Пошла я в ближайшую по месту жительства церковь – Голь-берговскую, нашла там икону Николая Угодника, свечку зажгла, стою, молюсь.
И тут произошло, не побоюсь этого слова, чудо. Слезы у меня из глаз брызнули, светом каким-то теплым, ласковым всю залило. Короче говоря, впала я в глубокий религиозный экстаз, о котором раньше только в книжках читала. И мысли пошли-поехали самые что ни на есть альтруистические, жертвенные. Прониклась я огромной любовью к Отцу и Сыну его, и к Николаю Угоднику, и ко всем святителям, веру нашу крепящим в душах наших. Оно, конечно, не всякий поверит в такое мое личностное преображение, в столь внезапное проявление альтер-эго, но что было, то было – все без вранья говорю.
И надо же, в это самое время проходит мимо священник. Я его за рукав рясы хватаю и бормочу что-то вроде:
– Батюшка, помогите в монастырь устроится. Хочу Господу служить верой и правдой.
Батюшка, как послушал меня такую зарёванную, проникся жалостью. Говорит:
– Сразу принять вас не можем. А вот вы к нам походите три дня в неделю. Наши матушки пекут просфоры и вас возьмут в помощницы. Но за работу мы не платим. Только обедать можно будет. Вы, вообще-то, работаете?
– Работаю. Два дня в неделю, вечером – с 19 до 24.
– Это хорошо. У нас работать надо с 8 утра до 6 вечера. Вы свою теперешнюю работу не бросайте, будете совмещать…
Честно говоря, даже сейчас, через несколько лет после тех событий я не могу объяснить, какая такая неведомая сила вошла в меня во время молитвы Николаю Угоднику, но силы этой хватило на целый год самоотверженной, да, да, именно самоотверженной работы в подворье храма. Три дня в неделю несколько часов подряд месить тесто – это труд не для всякой городской девушки.
Уставала я, конечно, за такой рабочий день неимоверно. А в перерыв, раз в день, ела вместе со всеми матушками стандартный обед: вареную картошку, слегка сдобренную подсолнечным маслом, с хлебом и соленым бочковым огурцом. Какой-либо другой пищи не было. Можно было, конечно, есть сами просфоры – хлебцы из крутого дрожжевого теста, но как-то всухую они в горло не лезли, а чай или кофе пить не разрешали.
Но однажды в нарушение установленного порядка главная матушка поручила мне особую работу – разморозить домашний холодильник митрополита Харьковского и Богодуховского Никодима.
– Вот тебе, Викуся, адресок, – говорит она мне. – Скажешь, что тебя отец Антоний прислал.
– А много там работы? – спрашиваю.
– Работы немного, но весь день уйдет. Надо будет дожидаться, пока морозильник растает. А потом еще и вымыть все тщательно. Справишься?..
Я вечерком, перед походом к этому Никодиму, Наташке звякнула – так, мол, и так, подсобишь завтра, подруга? Она согласилась.
Пришли мы по указанному адресу ровно в 8 утра. Встретила нас женщина лет тридцати, с шикарной фигурой, одетая по моде, и слегка подшофе. Привела в кухню к холодильнику огроменному – такие в магазинах стоят. Говорит:
– Выгрузите все на столы. Подождете, пока морозилка растает. Для ускорения размораживания кипяток в чайнике нагреете. Все хорошенько помоете внутри, а потом продукты на место положите, как они и лежали. Вот мыло, вот тряпки. Холодильник я час назад уже из сети выдернула. Приступайте, девочки…
Ну, мы и приступили. Боже! Как начали вытаскивать продукты из холодильника, так и обомлели от удивления. Чего там только не было! Одной рыбы видов двадцать – и свежая, и горячего, и холодного копчения, и в консервах разнообразных. С мясом то же самое – какого только не было! И грудинки, и корейки, и буженина, и еще, бог знает какое – мы такого в своей жизни никогда не видали, хоть и не из бедных семей. Потом пошли всякие кондитерские изыски – торты, пирожные. А фрукты какие там обнаружились! Ну, такие, наверное, только в райском саду растут. И все это при практически пустых прилавках в городе…
В общем, действительно, провозились целый день с этим клятым холодильником. Закончили, сидим тихонько отдыхаем, уже и говорить сил нет.
Пришлепал какой-то столетний дедок в рясе, очевидно, заведующий хозяйством. Принял у нас работу, спрашивает:
– Отобедаете, матушки?
– Конечно, отобедаем, – говорю.
– Подождите чуток.
Не было его минут пять. Потом появляется с алюминиевым подносом, выставляет с него на стол две тарелки с вареной картошкой. В каждой тарелке по куску черного хлеба и по соленому бочковому огурцу…
И тут со мной истерика случилась. Стала я смеяться громко и без остановки… Наташа понять не может, в чем дело. А у меня нервный срыв случился, в результате которого вся религиозная пелена с глаз спала, и вернулась я в свое с детства привычное состояние абсолютного и непоколебимого атеизма.
Надо сказать, никакие несчастья меня после этого не постигли. Даже наоборот. Поступила в консерваторию, уроками подрабатываю – детей учу на пианино играть. А стриптиз бросила из-за того, что с женихом помирилась. Он против. Да это и понятно.

1991 г. (ред. 2019 г.)