Глава 94.


Прорвав вторую линию обороны 18-й немецкой армии в районе Мясного Бора, полностью разрушенного населённого пункта, от которого осталась лишь кирпичная водонапорная башня у дороги, Мерецков ввёл в узкий прорыв 13-й кавалерийский корпус генерал-майора Гусева (две кавалерийские дивизии из резерва фронта плюс одна стрелковая дивизия из 59-й армии). Во втором эшелоне в прорыв двинулись соединения 2-й ударной армии.

Если ширина прорыва первой линии составляла 25 километров и была затем доведена до 35 километров, то у Мясного Бора она не превышала трёх-четырёх километров. Не располагая на острие наступления достаточными силами для решения сразу двух задач - развития наступления и расширения флангов прорыва, - Мерецков принял чрезвычайно рискованное с оперативной точки зрения решение. Он понадеялся на резервную армию, обещанную ему Генштабом, но так и не полученную, а до прибытия этой армии на фронт посчитал ширину прорыва у Мясного Бора достаточной, что ни в коем случае не соответствовало действительности. Это было явным превышением меры допустимого риска командованием фронта.

Поначалу наступление кавалерийского корпуса через Мясной Бор развивалось успешно. Войска углубились в прорыв на 40 километров и перерезали железную дорогу Новгород-Ленинград, чем заметно осложнили жизнь снабженцам 18-й немецкой армии. Наступление замедлилось, когда в Москве осознали, что без скорейшего взятия Любани и Чудово деблокировать Ленинград до таянья снегов будет заведомо невозможно. Повернув острие наступления 13-го кавалерийского корпуса на северо-восток (что было бы гораздо безопаснее, эффективнее и правильнее сделать сразу после прорыва второй линии обороны), Мерецков немедленно столкнулся с сильным отпором со стороны противника в крупных узлах обороны, и, чтобы не терять драгоценное время, решил продолжать наступление на Любань, обходя эти узлы с запада. Тем самым острие и без того слишком рискованного и растянутого дефиле ещё более отклонилось от линии фронта. Это было второй грубой ошибкой Мерецкова. Чтобы прикрыть фланги дефиле, ему теперь пришлось ввести в прорыв у Мясного Бора всю 2-ю ударную армию целиком, что первоначальным замыслом не предполагалось. Задачу расширения прорыва у Мясного Бора и обеспечения коммуникации 2-й ударной армии Мерецков передал 52-й и 59-й армиям, сомкнувшим фланги после ухода в прорыв всей 2-й ударной армии. Ценой неимоверных усилий (не хватало артиллерии, боеприпасов и прикрытия с воздуха) этим двум армиям удалось расширить горло дефиле у Мясного Бора до 13 километров, что было уже лучше, чем прежние 4 километра, но всё равно недостаточно. У 52-й армии хватало своих проблем. 59-я армия, расширяя прорыв, упёрлась в Спасскую Полисть, и далее не смогла уже продвинуться ни на шаг. Противник оперативно подтягивал по хорошей рокадной дороге к Спасской Полисти артиллерию и боеприпасы, громил наступающих с воздуха и в соревновании служб тыла явно переигрывал штаб Волховского фронта, быстрее вводя в бой резервы на решающем участке сражения. Всё это Мерецков обязан был предвидеть в самом начале операции.

В первые три месяца 1942 года группа армий "Север" пополнилась шестью дивизиями, прибывшими из Германии, Дании, Франции и Югославии. С наступлением весны активизировались действия немецкой штурмовой авиации. Между тем армии Мерецкова на решающем участке сражения получали снабжение в день по чайной ложке, а вся фронтовая истребительная авиация насчитывала у него 20 истребитлей.

Наступление Мерецкова на Любань захлебнулось. В Ставке нарастало недовольство Мерецковым. К нему прилетели с инспекцией Ворошилов и Маленков. Они должны были разобраться, почему Мерецков топчется на месте. Посещение передовой не изменило мнение инспекторов, с которым они и прилетели: командующий фронтом осторожничает и действует недостаточно решительно. Об этом и сообщил Мерецкову Ворошилов в нелицеприятном разговоре с глазу на глаз. Мерецков критику признал, пообещал "нажать" и попросил одного: немедленно ударить на Любань с северо-востока 54-й армией Ленинградского фронта. Ставка с этим требованием согласилась. 54-я армия перешла в наступление.

Сразу после посещения Ворошиловым штаба генерала Гусева штаб корпуса в деревне Дубовики был разгромлен с воздуха эскадрильей пикирующих бомбардировщиков. Погибло более ста человек. Глазам уцелевших после бомбёжки представилась страшная картина: перепаханная земля, окровавленный снег, оторванные руки, ноги, головы и просто бесформенные куски человеческого мяса.

Накануне "решающего наступления" Мерецков объехал войска. Всюду он наблюдал одну и ту же картину: большой некомплект, усталость войск, полное господство противника в воздухе.

23 февраля 13-й кавалерийский корпус перешёл в наступление, прорвал на узком участке в районе Красной Горки оборону 454-й немецкой пехотной дивизии и устремился на Любань. В тот же вечер противник энергичной контратакой восстановил сплошной фронт у Красных Горок, отрезав авангард корпуса от главных сил. Не обращая на это внимания, авангард продолжил движение на Любань и к исходу февраля вышел к юго-западной окраине станции. Здесь он был контратакован танками и оттеснён в лес. Десять суток 80-я кавалерийская дивизия и пехотный полк удерживали круговую оборону в этом лесу, напрасно ожидая подхода к Любани с северо-запада авангардов 54-й армии.

54-я армия перешла в наступление одновременно с 13-м кавалерийским корпусом. К исходу февраля она продвинулась на 10 километров. В марте она продвинулась ещё на десять километров. В 15 километрах от Любани она была остановлена и более не продвинулась ни на шаг.

8-9 марта остатки сильно поредевшего авангарда 13-го кавалерийского корпуса прорвались со стрелковым оружием из окружения и вернулись в расположение главных сил корпуса, вскоре передавшего позиции под Красной Горкой 2-й ударной армии. Теперь и 2-я ударная армия стояла в 15 километрах от Любани и тоже не могла продвинуться ни на шаг.

В штаб Мерецкова снова прилетел Ворошилов. На этот раз он привёз заместителя командующему, который ни о чём таком Ставку не просил. Это был генерал-лейтенант Власов. Мерецков решил, что ему готовят замену, и страшно обиделся. Вскоре произошло объяснение между командующим фронтом и его замом. Мeрецков упрекнул Власова за то, что тот его подсиживает. Власов в ответ пожал плечами и сказал, что и сам тяготится своим двусмысленным положением в штабе фронта и предпочёл бы командовать армией. Так родилось решение, устроившее всех. Постоянно болевший командарм Клыков передал 2-ю ударную армию генералу Власову.

Наступила весна. Она принесла обострение проблемы снабжения 2-й ударной армии в дефиле. Солдатам выдавали в день по сухарю. Кормить лошадей было нечем: под снегом и льдом в лесах южнее Любани были болота и мох. Пока Мерецков согласовывал с Москвой план дальнейших действий (Мерецков подобно фон Боку и Гальдеру в минувшем ноябре стоял за последнюю отчаянную попытку прорыва всеми силами к Любани, Москва в успех этой затеи не верила и склонялась в пользу скорейшего вывода 2-й ударной армии из дефиле), противник стянул к Мясному Бору достаточно пехоты, артиллерии и боеприпасов и 19 марта обрушил на оборонявшие Мясной Бор войска шквал огня. Не выдержав массированной бомбардировки и ураганного артналёта, части 52-й и 59-й армии оставили свои позиции. Их место заняли и развернулись фронтами в противоположные стороны две немецкие пехотные дивизии. Попытки Мерецкова контратаковать и по горячим следам восстановить положение успехом не увенчались. 2-я ударная армия оказалась в котле.

После войны маршал Мерецков объяснял причину провала Любаньской наступательной операции нехваткой у командования Волховским фронтом сил, а может быть и умения.