Брежневские семидесятые. На советской эстраде сексуальнее Магомаева был разве что Кобзон.
От популярной музыки пенсионеры молодели, совершали смелые поступки, а подростки, не находя отклика импульсам, впадали в апатию.
Были, правда, запрещённые источники: радиоволны «Голос Америки» и голос Севы Новгородского по «БиВиСи», где сквозь треск глушителей прорывались сексуальные импульсы дикого запада.
Одиннадцатилетняя Сонька верила, что счастье и настоящая музыка придут рука об руку.
Мама смирилась с мыслью, что Сонька - дохлая курица, и сколько волка не корми, всё равно – не в коня корм.
Не было у Соньки фортепьяно, не было даже того, что было у большинства обывателей, но мама умела произвести впечатление, что у них есть всё.
Напрасно давала Соньке в долг уроки фортепьяно бывшая эстрадная певица, будущая классная руководительница Ядвига Тарасовна Зыгрызюк.
Отыгралось, и шла потом Сонька к доске, как на эшафот. Её собирались оставить на второй год. С этой перспективой она смирилась, не будучи исключением. На задних партах класса обреталась целая колония двоечников.
Хуже всего дела обстояли с английским. Сонька не понимала, зачем ей английский, если страна всё равно закрыта. Восприятие предмета было просто заблокировано.
Накануне контрольной Сонька прикинулась умирающей от приступа аппендицита. Это была вторая попытка. Первая удалась. Отдохнула в больнице две недели. Избежала двойки. Переменила обстановку. Понравилось. Второй раз номер не прошёл.
Поначалу всё было прекрасно. Прокатилась на скорой помощи по ночному городу. Потом в свежей рубашке и чистом халатике забралась в накрахмаленную больничную постельку, заснула сладким сном победительницы.
В середине ночи её растолкала каменномордая здоровая тётка в зелёном халате и повезла на тележке по коридору.
- А куда это мы? – чуя недоброе, спросила Сонька.
Ответа не последовало.
- А может не надо?
Её молча и неумолимо катили в широкую пасть настежь открытых дверей операционной. Сонька стала орать, что пошутила, что ничего у неё не болит. Никто не слушал. Кинули на операционный стол и заткнули пасть маской с эфиром.
Очнулась без аппендицита и с твёрдым желанием учиться, и даже английскому.
Из коридора доносилась настоящая похожая на ветер музыка, открывающая передачу «В мире животных». В голове закружился вихрь чувств и образов.
Открыв глаза, Сонька увидела, мальчика, лежащего на носилках. Он был весь белый и нежный, как цветок подснежника: -«Вот лежит ещё один симулянт»- подумала она.
Мальчик этот бегал потом за ней по коридорам больницы как влюблённый вепрь.
Они смеялись друг над другом, над собой. Они смеялись от счастья.
Сонька смотрела на себя в мутное зеркало больничного туалета и не узнавала. Она стала красивой.
Самосознание росло не по дням, а по часам.
Сонька вышла из больницы с идеей кооператива двоечников.
Каждый был в чём- то силён и на двоечном языке мог объяснить предмет товарищу по несчастью. В результате вся колония задних парт окончила полугодие без троек.
Лёд тронулся.
Мама впервые посмотрела на Соньку с надеждой.