31. ДА БУДЕТ ЯСНОСТЬ!

Готовишься к зиме, как будто к катастрофе. Ждёшь худшего, но вот уже с дивана в три окна – тихонько свет последний января. Зима растрачена на что-то непонятное.

Живу духовно, явно не по средствам. Как-то расту, но неизвестно как и неизвестно где. В Лимончике эффекты, какие будут в Арктике, через посредство призмы.

Призма для спектра. Разные лучи через объём Лимончика на стенке. И шар висит на нитке под лианой. Шар у меня гранёный и зеркальный. Анюта принесла. Приятный шар, за что ей благодарен. Верчу в руках, и вдруг что-то, как моль, мелькнуло. Да, световая тень по стенке пролетела. И следом ещё много по разным направленьям.

Подвесил шар на ниточке. Он крутится и крутится. Пример маховика, инерционность. От граней зайцы-моли в предзакатном свете. И это гипнотические грани.

Тихонько отойти от старого пути? На радиоволнах из Окинавы. Поверить, что будет мансарда, будет абажур, что, собственно, и есть в каком-то приближеньи.

Зайдёшь за полог в иней. И к середине дамбы, тоже исполненной из инея мохнатого. Снежинками лицо, а то зима уходит, а то снежинки станут прошлогодними.

И кажется, пробью пласты отчаянья. Запасы смысла жизни ещё не израсходовал. Во льдах, мне кажется, что всё же смог бы что-то, а именно – вернуться к изначальности.

Тут «копанка», родник незамерзающий. Из серии святых и чудодейственных. Ведь тот же полуостров, тот же цоколь, те же воды. Без признаков осадка.

Несу домой сверкающую банку. Сверкающую каплю, как воронёнка некогда. Кощунство ли варить кофей, не знаю. Вода святая, копанка за Рощей. Варю в стеклянной колбе.

Да будет ясность, действие, удача? Всё, вроде, сходится, но идиотский возраст и тайное желание опять сменить судьбу, как будто Курск ещё не доказательство.

Неужто каторга ещё на двадцать лет? Конечно, можно всё свалить на коллектив. Что я не туп в той мере, чтоб с ними засыхать. Тем более, работать как бы в одной упряжке.

Чем-то убого и Дикое поле. Но как красив трамвай на вновь возникшей круче! Стоит на вираже. Опоры, фонари между закатом и стеклом горящих зданий.

В такие вот минуты я готов довериться любому закоулку. Но иногда тот ветер затихал в ракитах за трамвайными путями.

Бог наказал меня скудными темами? Те же ракиты и те же дорожки. Я каждодневный художник, конечно, только живу не по средствам.

Всё институт. Эта злобность проректоров. Эти коллеги, по духу мне чуждые. Думал, пройдёт, а оно не проходит. Сам же и усугубляю.

По мне это видать. Не дорожу. Другие дорожат и унижаются. А я – вне института, хотя и страшно занят. И где я вот сейчас, никто не знает.

Пора б и отпустить? А то ведь не по средствам. Нет, я не о деньгах. Я о художнике, который каждодневен и погряз в каком-то неизбывном мелкотемье.

Гадаю по обменам, по доскам объявлений. По справочникам вузов. Одна попытка сделана. Институт биологии южных морей. Подошло бы, но мне не ответили.

Я прочно сижу в Курске. Меня даже планируют. Я должен повышать квалификацию. Был выбор – Ленинград или Новосибирск. Полгода, начиная с сентября.

Новосибирск, конечно. Туда мне и дорога. Сначала Арктика, круиз, потом Новосибирск. Так что судьба на время хотя б определилась. Хотя бы отойти от института.

Судьбе видней, и я опять за старое. Круги в снегу у яблонь, смородинные почки. Э-э-э! Боевка уже зазеленела. Голубизна за ветками. Пасхальные дорожки.

Самсоны продавали у базара. Самсоны отложу до выходного. Может, поедем в Степь, чтоб сердце улетало. Цветной прибой. И фокус Низких Альп.

Весна мне, когда окна открываю, а открываю рано, разумеется, и мерзну потом с выставленной рамой. Зато весна, небесные бутоны.

Все три окна открыты, чтоб созерцать. В предзакатный час вороны прошлогодние. Ещё не философствуют, ещё их носит ветром. Но ветер-то пасхальный и много обещает.

Немного подождать? Всегда на этот случай найдётся уличка, какой-то «Нижний план». И «Узенькая» уличка, где цитадели частника. И вётлы, поперечные долине.

По правому берегу Кура трамвай, где ртутные светила вмещают грусть и лирику. Немного подождать, но где-то близко – не знаю что. Наверно, всё же радость.

А интерьер тех полукруглых окон? Да, да, Семёновской, где яблоневый садик. Там абажур в мансарде вечерами. Там кресло венское, там настоящий Мокко.

Немного подождать, и вот уж блещут листья превыше элеватора, бросающего тень на нечто без названья. На каменные, страшные, свои и обречённые руины. Я, видимо, сейчас о том квартале...

Субботнее гулянье? Долина Кура в домиках, но склон, что до Стезёвки, ничей и не застроен. И весь в цветущих терниках. Долина Кура – вот что стало главным.

Всё у меня сейчас предзакатное. Такое расписанье в институте, такое отношение, что только вечерами встречаешься с собой. В садах, что за Лимончиком. В цветенье здешних яблонь.

Долго мешала песня, в то время популярная. Да, «Яблони в цвету – такое чудо». Ещё из этой серии о русском поле, которое изгнал со многими проклятьями.

Потом ведь ждёшь? Но это где-то прячется. И начинаешь думать о собственном ничтожестве. О том пути, который предназначен, но где-то потерялся безвозвратно.

Муслинные бутоны яблонь? Такая тень муслинная. Но глиниста земля. Сухие комья. Зажёг всё же костёрчик. Поплыл мой дым по яблоням. Подкладываю веточки, сижу на комьях глины.

Да-да, муслин цветущих яблонь жатый! Этот дым – и уходить не хочется. Стемнело. Но закат на белых лепестках ещё каким-то образом держался.

Да, соловьи. Спросите у любого, ответят одинаково: Курск – это соловьи. Ночных садов возможность. И уж, конечно, в Роще. Ну, ходил, конечно, специально.

Но это на любителя. Да, были, да, послушал. Но не вкусил. Дуэты, поединки. Это для классиков, и то лишь отвлечённо. Мне ничего такого не причудилось.