После гибели бабушки, попавшей под машину, Валерия так и не смогла прийти в нормальное состояние. Ей казалось, что с бабушкой ушла и её жизнь. Сколько она себя помнит, бабушка для неё была светлым окном в мир бессмертной красоты, возвышенных чувств, мудрости природы. Теперь это окно занавешено непроницаемым черным сукном. Вокруг стало темно и зябко. Хотя родителей она тоже безмерно любила. Но они для неё были всего лишь ажурными шторами по бокам этого окна. Они всегда были заняты, и почти не оставалось времени для дочери. Всё её воспитание возложили на мать. По профессии она была искусствоведом, До пенсии работала в музее изобразительных искусств. Принадлежала к той части интеллигенции, для которой духовная культура со всеми её ценностями определяет суть достоинства человеческой личности. «Суетный материализм,- говорила она,- обедняет и огрубляет личность. Человеку достаточно конкретной необходимости, чтобы обустроить свой комфортный быт и удовлетворить природные потребности. У духовно богатой личности с конкретным материализмом наиболее совершенна внутренняя свобода, глубже и устойчивей ощущение счастья, нежели у личности, обладающей несметным материальным богатством, бесчисленным капиталом. Если бы люди это осознали, говорила она,- на земле было бы меньше войн и пороков». Она стойко защищала свои убеждения даже, когда по полгода ей не платили зарплату, а сын с двумя высшими образованиями и невестка с Красным дипломом мотались по турциям с мешками, дабы поддержать семью и не дать пропасть ей с голоду. И когда воспитание любимой внучки полностью вошло в её обязанности, она решила посвятить ей всю свою оставшуюся жизнь. Сначала пыталась обнаружить у девочки признаки музыкального таланта. Даже приобрели пианино. Но у неё, оказалось, отсутствует музыкальный слух. К рисованию тоже не было способностей. Но бабушка не отчаялась. Согласно своих убеждений, стала «лепить из неё собственное произведение». С ранних лет водила девочку по музеям, учила понимать живопись со сложными сюжетами, композицией. Колоритом, в которые талантливые художники вместе с чувством вкладывают глубину своих мыслей; и как открыть эту тайну и понять произведение. Большое внимание уделяла художественной литературе. В раннем детстве – Русские народные сказки, сказки датского писателя Ханса Андерсена. Позже – классической и достойного уровня литературе. Но особенно, много времени уделяла классической музыке. Записанной на магнитофонную плёнку, которой у неё было несчётное количество – от Шостаковича до Генделя. Она утверждала: « Ничто так не способствует формированию возвышенных, утончённых человеческих чувств, как хорошая музыка.» Много рассказывала интересных историй об искусстве, древнегреческой культуре с её богатой и красивой мифологией. Рассказывала удивительные истории из жизни великих художников, поэтов, музыкантов.

Ненавязчивый, мягкий, бархатный, но поставленный голос бабушки с её рассказами оплетал душу подрастающей внучки тонкой, нежной паутиной и растворялся в её глубине. Устраивая сеансы классической музыки, объясняла тонкости понимания симфонической и других сложных произведений. Сначала внучка морщилась, крутила головой, но бабушка была настойчива. В результате со временем любимыми композиторами Валерии стали Бах, Моцарт, Шопен, Рахманинов, особенно, Пётр Ильич Чайковский. А однажды бабушка включила музыку, которую раньше Валерии не слышала. Это был красивый, светлый вальс. Он захватил её всю – до последнего ноготочка. Ей хотелось взлететь и кружиться пушинкой в круговороте бесконечного радужного счастья. Так, этот вальс в её душе стал рядом вальсами Чайковского. И после, она не раз просила бабушку включить его. Бабушка потом поведала, что этот вальс принадлежит советскому композитору Евгению Дога, и называется он «Вальс облаков.»

Рок-музыку, поп-музыку бабушка называла искусством духовной и эстетической деградации. Телевизор тоже не любила. Называла его грязным, кровавым самосвалом, груженным сериальной глупостью.
С первого класса Валерия была круглой отличницей. Теперь, в старших классах тянула на золотую медаль. И уже решила стать искусствоведом, как и бабушка. Хорошо сложена.Стройная. Всегда - с поднятой головой и аккуратно, заплетённой длинной, русой косой, которую носила через плечо, впереди, свисающей до пояса. Круглолицая, Большие карие глаза всегда светились ясной, чистой и какой-то нежной внутренней теплотой, отражая чуть заметную улыбку, на резко очерчённых, пунцовых губах.
Из-за увлечения классической музыкой и критическим отношением к современной поп-музыке ей дали в школе прозвище Квасика – от слова «классика».

Как-то, одна из девушек, симпатизирующей ей в классе, пригласила на дискотеку. Сначала Валерия отказывалась, но потом согласилась. Ради любопытства. И она до глубины души потрясла Валерию. Хотя подобное она уже видела по телевизору. Но тут представилось всё в живом виде. Под усилительные, громыхающие звуки рок-музыки, словно какое-то обезумевшее дикое стадо с надрывным многоголосьем прыгало, толкалось, визжало в полумрачной тесноте, пропитанной удушливым потом в смеси с парами алкогольных напитков, ядом табака. Вдруг подсочил к ней паренёк, весь взмыленный, на распашку и с одышкой, перекрывая шум зала, прокричал:

- Ну, чо ты зажалась тут с таким прелестным хмурилом? Пошли лучше царапнём пол, подвигаем, лапатилами. Валерия измеряла его брезгливым взглядом и, также прокричав, ответила:
- Извини, Царапило, подвигай без меня своими лапотилами!- резко оттолкнула его от себя и, пробиваясь сквозь это увеселительное безумие, выскочила на улицу..Не могла она привыкнуть и к развязному, а часто и наглому поведению учеников в школе. Не обращая внимание на преподавателей, в голос разговаривают между собой, Или, закинув ноги на парту и, заткнув уши пробками плеера, что-то бубня про себя, раскачиваться из стороны в сторону. На замечание учителя, усмехаясь, через губу отвечали: «Я свободный человек, Чо хочу, то и делаю».Мальчишки часто

приходят в школу с бутылками пива и распивают вместе с девчонками. На переменах курят прямо в классе. Девчонки не отстают от мальчишек и тоже смалят, как сапожники. А иногда во время урока даже могут затеять драку, не поделив какого-нибудь мальчишку. А было и такое. Одна из девчонок во время перемены разделась до трусиков, вскочила на парту и, демонстрируя татуировки вокруг пупка на животе и на лопатке, стала выделывать всевозможные вызывающие движения. Прозвенел звонок, Вошла учительница и остолбенела в растерянности. Ученики подняли её на смех: «Чо вы испугались? Это же элементарный классный стриптиз! Ха-ха-ха…»

Всем этим Валерия делилась с бабушкой. Та хмурила брови и, помолчав, прижимала внучку к себе, говорила: Девочка моя, свободу, которую навязывает эта демократия, а точнее, урододемократия, есть свобода от духовно – нравственных принципов. В это развращение молодёжи, без сомнения, вкладываются огромные деньги, чтобы отвлечь её от жизненных проблем и парализовать их аналитические способности мыслить. Для этого и представляется широкая возможность развитию извращённого, пошлого, приземлённого искусства, бульварной литературы и прочих психологически-разрушительных средств , Сделать из неё тупоголовую, управляемую массу!..» И вот, бабушки не стало. Родители как всегда были заняты своей работой, Да она с ними никогда и не делилась своими чувствами, переживаниями. Хотя любила их безумно. И теперь осталась одна, в своём глубоком внутреннем одиночестве, жизнь

потеряла
всякий смысл, превратилась в мрачную пустыню. Все звуки. голоса людей, раздражали её до крайности. Хотелось бежать - неизвестно куда. Стала пропускать уроки, закрывалась в своей комнате и часами бездумно лежала на кровати или заливалась пустыми слезами. Особенно, не могла найти себе места, когда с нижнего этажа надрывалось что-то безголосое в сопровождение какого-то гудения и однообразно- ритмичных ударов, как в крышку пустой бочки, будто забивали в её сердце острый ржавый гвоздь.. Она вскакивала, закрывала уши руками и бегала по комнате, готовая броситься на стену и разбить себе голову. И теперь всё чаще её одолевала мысль – покончить с этой мучительной, истязающей жизнью. И если раньше, когда слышала, что кто-то это сделал, ей казалось чем-то ужасным, непостижимым уму, то теперь ей казалось, что это так просто, и ничего в этом ужасного нет. Раз, два и- готово.

все муки останутся позади. Так, изо дня в день вынашивала эту мысль и всё чаще поглядывала на окно. В последний момент вспомнила о родителях. Особенно. ей было жаль маму. Сможет ли она такое пережить?! И заплакала. Затем вытерла слёзы, села к столу и написала записку, в которой просила прощение и чтобы не очень переживали. Но жить так она больше не может. Оставив записку на столе, встала, решительно поднялась на подоконник, распахнула настежь окно и глянула вниз, где, стоявшие во дворе машины казались величиной со спичечную коробку, а люди – с кузнечиков, которых она видела на даче. Потом подняла голову вверх, оглядела чистую небесную синеву, опустила и еще раз глянула вниз, закрыла глаза, приготовилась. В это время с верхнего этажа до неё донеслись, едва уловимые аккорды рояля и тут же, словно боясь вспугнуть, сидящего на цветке мотылька, присоединяется осторожное дыхание нежного, духового инструмента, а следом за ним, точно легкий ветерок, врывается скрипичный ансамбль. Валерия замерла, невольно вслушиваясь в это неожиданное, но до боли знакомое музыкальное вступление. У неё сжалось сердце и так защемило, что перехватило дыхание, будто на него навалился какой-то тяжёлый камень и перекрыл воздух. А музыка всё уверенней и громче, кружась, врывалась в окно, окутывала её своим светлым, мелодичным звучанием, проникая во все клеточки её измученной души. И тут внутри у неё что-то оборвалось, распахнулось, и будто ворвался яркий луч света, озарив её всю из нутрии, и ей стало легко и свободно, будто освободилась от чего-то тяжелого, страшного, непоправимого. Из глаз потоком брызнули слёзы.

Недоброе предчувствие матери заставило её пораньше вернуться домой. И когда вошла в комнату и увидела дочь, стоявшую у самого края распахнутого окна, испуганно вскрикнула:
- Лерочка, ты что там делаешь?!
Валерия повернулась, вся сияющая, в слезах и тут же, соскочив с подоконника бросилась матери на грудь
- Какое счастье, мамочка, милая! Какое счастье! – сквозь рыдания повторяла она, заливаясь слезами и обнимая мать.
- Прости меня, мамочка! Я дура! Сумасшедшая!! Как хорошо, что вы у меня есть! Как я счастлива!… Мать всё поняла. Прижимая к себе дочь и, целуя её мокрые щеки, сама заливалась слезами, повторяя:
- Всё хорошо, доченька, всё хорошо!...
...Но дочь не слышала мать. Она была вся во власти лучезарно- сверкающих звуков. Будто они держалиеё её в своих цепких объятиях и, кружась в неистовом вихре, уносили всё дальше в необъятные сказочные, заоблачные дали. Прижавшись к груди матери и глотая слёзы, она плакала навзрыд и смеялась от счастья...

Донецк, 2011г.