Я крутилась на железной трубе, огораживающей пятиэтажный дом, в котором жила. Дело было ранней осенью, я только что пошла в первый класс, и ещё не привыкла находиться дома одна. Училась со второй смены, и много свободного дообеденного времени оказалось для меня в тягость. До этого семь лет я ходила в детский сад, куда мама отдала меня в шесть месяцев от роду. Думаю, она сделала это с легким сердцем, потому что уже в этом возрасте я просилась на горшок. Вообще, по рассказам мамы, я с раннего детства отличалась большой сообразительностью. Однажды, когда мой двоюродный брат-одногодка потерял соску и начал громко плакать, а мама вместе с его матерью принялись лихорадочно искать потерю, я подползла к кровати и указала пальцем на пол. Соска лежала под койкой. Моя тётя была в шоке - рассказывала мама. Мне не было ещё и года.
Начав учиться в школе, я поняла, что боюсь быть в квартире одна. Телепередачи в то время начинались только вечером. А звуки, доносившиеся из радио, пугали ещё больше. И потому утром вместе с родителями, отправлявшимися на работу, я выходила на улицу и возвращалась домой только для того, чтобы переодеться в школьную форму и взять портфель. Гулять одной было очень скучно. Учитывая то, что я была достаточно общительным и активным ребенком, находиться в одиночестве для меня было пыткой. В детском саду я никогда не спала на тихом часу, а с первого дня учебы в школе в моем ещё самодельном дневнике - половинке тетрадки - стали регулярно появляться записи: "Поведение - неудовлетворительное". При этом до пятого класса я была круглой отличницей, если не считать, что пятерка за поведение была фикцией. Что только не делали учителя: сажали меня за одну парту с мальчиками, двоечниками, хулиганами и молчунами - всё было бесполезно. Я находила общий язык со всеми. И болтала без умолку. Так вот в это утро мне повезло - со мной вышла погулять подруга Ася, жившая по соседству. В разгар дня она вдруг вспомнила, что ей надо ехать в музыкальную школу. Почувствовав угрозу остаться одной, я приложила максимум усилий, чтобы подруга пропустила занятия.
- Не ходи, - умоляла я Аську.
Но Ася никогда не отличалась легкомысленностью. Была на редкость спокойной и рассудительной. В отличие от меня, всегда спала на тихом часу, мило посасывая большой палец руки, отчего на нём даже образовался мозоль, и на большинстве детсадовских фотографий запечатлилась с сонной рожицей и взъерошенными волосами, как будто её только что подняли с постели. И неудивительно, что в детском спектакле про глупого мышонка по сказке Маршака, который не может уснуть, и к нему по очереди приходят разные животные, чтобы спеть колыбельную, Аське досталась роль немой щуки. Однако, её любовь ко сну с лихвой компенсировалась нелюбовью к еде. Воспитатели уже не знали, что делать, чтобы заставить мою подругу активней махать ложкой. Однажды каким-то образом им удалось засунуть ей в рот несколько пельменей, и результат не заставил себя долго ждать. Пельмени вышли назад тут же, упав в тарелку в переработанном виде у всех на глазах. Я же в противоположность Аське, всегда обладала хорошим аппетитом, не отказываясь от добавки, и с огромным рвением участвовала во всех номерах любого утренника. С легкостью запоминала стихи, читая их громко и с выражением, пела, плясала и играла на музыкальных инструментах. Мой старший брат показал мне в четыре года буквы, и воспитатели частенько сажали меня перед детьми, чтобы я читала вслух сказки. А вот тихий час был сущей пыткой, уснуть мне не удавалось, и взрослые вынуждены были пойти на заключение со мной негласного договора о молчании. Воспитатели уговорили меня хотя бы не вертеться и не разговаривать во время тихого часа, что для меня было не меньшим мучением. Несмотря на спокойный характер Аськи, она была достаточно своенравным ребенком. В её тихом омуте водились черти, которые решали, когда нам ссориться и когда мириться. Я же с легкостью шла у Аськи на поводу, играя по её правилам.
- Сегодня мы отправляемся в далекое путешествие, - говорит мне как-то Аська на летней прогулке в детском саду.
- Еда у нас кончилась, кругом никого. Будем кушать песок!
Ни на секунду не сомневаясь в правильности решения новоявленного Амундсена, я начинаю героически пихать песок в рот. Бывало, правда, я не соглашалась с подругой. Тогда Аська переставала разговаривать со мной, и я покорно ждала. Подкатывать к ней раньше времени было бесполезно.
И всё-таки самым главным человеком в детском саду для меня стал Алеша. Я не просто была влюблена в этого белокурого мальчика. Я была предана ему до бесконечности. Девчонки рисуют принцев и принцесс, я, как и Алеша, танки и пушки. Девчонки лепят из пластилина цветочки, я - как Алеша - солдатиков. Девчонки играют в "резиночку" и скакалку, я - вместе с Алешей - в войнушку. Ко всему, я умела издавать звуки стреляющего пулемета, и первая в группе научилась плясать вприсядку матросский танец "Яблочко", выкидывая вперед ноги.
Не сказать, что я была этаким мальчишкой-сорванцом, нет. С девочками я тоже дружила и играла. Правда, банты мне завязывали очень редко. Мама как-то легкомысленно пустила на самотек создание моего имиджа. И этим самовольно занялся папа. Стричься он водил меня в мужскую парикмахерскую к своему мастеру. И тот стриг меня "под мальчика". Вернее сказать, он стриг сначала папу, а потом меня - так же как папу. Сразу после парикмахерской мы шли фотографироваться. И на нескольких фотографиях того времени мои волосы с висков расчесаны кверху. Сразу узнается рука папы. Дело в том, что по молодости он обладал кудрявой шевелюрой. А когда начал лысеть, стал волосы от ушей зачесывать на лоб и, соединив их посредине, скручивал в чуб - благо, он был по-прежнему кудрявым. И этот чуб выглядел так естественно, что до класса пятого я не знала, что у моего отца волосы растут только по бокам. Сия тайна открылась на озере. Стоя на песке, я стала искать папину голову в воде. Увидев там лысого мужчину, долго не могла понять, куда делся папа, пока он не вышел на берег. Вот тут-то всё и обнаружилось...
Итак, мальчишечьи игры привлекали меня не из-за того, что жутко нравились, а лишь потому, что мне хотелось быть рядом с Алешей.
- Я пошел играть в футбол, - ставит меня перед фактом Алеша.
- Я тоже хочу! - Восклицаю я, не зная об этой игре совершенно ничего.
- Становись вот сюда, - Алеша показывает на край поля.
- А что я должна делать?
- Ловить мяч, когда он полетит к тебе.
Простояв "в воротах" несколько бесполезных минут, я начинаю волноваться.
- Алеша, сколько ж я буду ждать?
По всей вероятности матч не отличался голевыми моментами. Чем закончилась игра, не помню. Но мяч в мою сторону не прилетел ни разу, и нервы Алеше я потрепала изрядно.
- Можно это кушать? - спрашивала я у Алеши, найдя в супе куриную печень.
- Можно, - кивал авторитетнейший для меня первый мужчина.
Даже воспитатели непедагогично пользовались моей привязанностью к нему. Как-то решив наказать меня, не помню за что, они отобрали у меня Алешу, с которым я должна была танцевать в паре украинский танец. И дали мне в партнеры Сережку Фокина.
- Ты выйдешь за меня замуж? - шепнул мне Фокин на следующий день, оказавшись рядом со мной на раскладушке на тихом часу. При этом мы заговорщицки укрылись с головой простынями.
- Пообещай мне, что ты не будешь меня бить, - не растерялась я, тут же забыв о нерасторопном Алеше, и получила от Фокина благодарный поцелуй.
Не знаю почему, но в наших отношениях с Алешей я всегда хотела доказать то ли своё превосходство, то ли то, что я достойна его дружбы. Несколько лет спустя, в четвертом классе, мы праздновали Алешкин день рождения вместе с его другом, и я уговорила их на спор выпить литровый ковшик воды за один раз. Думаю, вы догадались, кто победил в этом состязании. Это была я.
После детского сада, мне очень хотелось учиться с Алешей в одном классе. Но этого не произошло. Как проинформировала меня чуть позже моя мама, мама Алеши намеренно отвела его в параллельный класс. В оправдание ей вспомню такой случай. В детском саду тихий час. В группе тишина. Раздается лишь еле слышный звон посуды, которую после обеда домывает нянечка. Все дети уже лежат на раскладушках. Остались только мы с Алешей.
- Смотри, что у тебя тут? - спрашиваю я тихонько Алешу, показывая пальцем на его грудь. Алеша наклоняет голову, чтобы посмотреть, и я хватаю его за нос. Если вы думаете, что шутка удалась, то ошибаетесь. Тут же раздается неимоверный вопль. Тогда любая сирена показалась бы мне менее громкой, чем плач Алеши. То ли я слишком сильно схватила его за нос, то ли для него это стало полной неожиданностью, но он плакал так, что сбежались все взрослые, находящиеся в группе. Алешу все жалели, а меня наказали. Я не помню
, долго ли обижался Алеша, но для меня это стало ударом. Однако, сейчас представляя себя на месте Алешиной мамы, думаю, что именно в тот момент она решила оградить своё чадо от взбалмошной девчонки и, дождавшись удобного случая, разделила нас. А три года спустя Алешу и вовсе перевели в другую школу в связи с переменой места жительства.
Ася же стала моей одноклассницей, а наша дружба растянулась на всю жизнь. В этот раз, чтобы не обидеть любимую подругу, благоразумная Ася пошла на компромисс.
- Хорошо, - сказала она. - Если ты боишься идти домой, жди меня здесь, - и указала на железную трубу, служащую ограждением в торце нашего дома. Это место по всей вероятности Ася выбрала неслучайно. Оттуда хорошо было видно автобусную остановку, на которую она и должна была вернуться, приехав с музыкальной школы.
- Я обернусь быстро, - уговаривала меня хитроумная подружка, на пути которой я практически встала стеной.
- У меня всего один урок. Я туда и обратно. Побудь пока тут.
Сейчас, подсчитывая время, за которое вернулась бы моя музыкальная подруга, я понимаю, что её путь вместе с уроком должен был занять минимум полтора часа. Но тогда я поверила - Аська вернется быстро. Вернее мне ничего не оставалось, как поверить. И я покорно заняла свой пост.
И вот кручусь-верчусь я на трубе.
- Света, здравствуй! - Раздается надо ухом.
Я усаживаюсь на трубу и вижу - передо мной стоит дед, отец моей мамы. Идя с той самой остановки к нам, он увидел свою внучку, висящую вниз головой.
- Дедушка, привет, а я жду здесь свою подругу, - моментально докладываю я обстановку.
Дед, наверно, с большим уважением относился к внучке и её выкрутасам и потому остался стоять со мной. Мысль о том, что надо пожертвовать липовым договором с Аськой и пригласить родного дедушку в гости, мне в голову не пришла. Сколько мы простояли, сказать трудно. Мило беседуя с дедом, я продолжала крутиться на трубе.
- Ах, ты такой-растакой! Хрен старый! - Раздался громкий женский голос где-то сзади. Я моментально вскочила с железяки, и увидела перед собой круглую тётку. Поставив "руки в боки", она принялась отчитывать моего дедушку:
- Да что ж ты, старый пень, с ребенком делаешь! Я окно мою вон в том доме напротив, и вижу, как ты девчонку охмыряешь! Битый час тут стоишь! Маньяк! Чего ты от неё хочешь? - кричала на всю улицу разъяренная баба.
Сначала, деду не удавалось вставить ни слова. Я же не могла сообразить, в чем он провинился?
- Это мой дедушка... - Испуганно запричитала я, не понимая, почему должна доказывать очевидное.
- Ах ты, гад такой, уже успел девчонку запугать, что она вынуждена врать, бедная! Что ты ей тут внушил?? Уговариваешь с тобой пойти?
Дед что-то говорил в ответ, но видно, так неуверенно, что женщина не унималась, махая перед ним руками.
- Девочка, а ты не бойся! Правду говори! - заглянула она мне в глаза.
Надо сказать, что в моей семье не принято было громко разговаривать, ругаться и скандалить. Мои мама и папа жили каждый сам по себе, в параллельных мирах, редко вообще о чем-то разговаривали, тем более на повышенных тонах. Общение между ними происходило очень своеобразно. В редких случаях, когда папа напивался, он мог громко разговаривать, материться и угрожать. Мама же изредка устраивала папе разборки по утрам, когда он наверняка был трезв, и не мог нанести ответный удар ещё и потому, что торопился на работу. На меня дома вообще никто никогда не повышал голоса. Лишь однажды, когда папа был в отпуске, мама отшлепала меня по попе и поставила в угол. И я, горько плача, продумывала план мести, как расскажу папе о жестоком поступке мамы.
- Это нота си, а не ля! Сколько раз я буду тебе повторять! - Закричал как-то раз на меня учитель музыки, когда мне было лет двенадцать. Наши отношения с ним и без того нельзя было назвать задушевными. И от обиды я расплакалась.
- Чего ревешь? - Не унимался преподаватель.
- Надо же какие мы чувствительные!
- Дома на меня никто не орет! - сквозь слезы также громко прокричала я. И, хлопнув дверью, после такого урока объявила учителю бойкот, перестав ходить к нему на занятия.
В общем, крики не были для меня повседневной жизнью, и приводили в ступор. Особенно остро я осознала это, когда вышла замуж. Мой муж воспитывался в семье, где громкоголосые разговоры, скандалы и споры были регулярными. Когда он начинал кричать, я тупо смотрела на него расширенными глазами и молчала.
- Да скажи что-нибудь! - отчаянно ревел муж.
Своевременно отвечать на его вопросы, произнесенные, мягко говоря, громко, я научилась лишь много времени спустя. Как говорится, тяжело только первые пять лет.... Кстати, мой брат попал в такую же ситуацию....
Меж тем ситуация возле злополучной трубы не грозила быть исчерпанной, а лишь накалялась. Бдительная тетка оказалась на редкость настойчивой. Схватив меня за руку, она скомандовала двигаться по направлению к моей квартире. Дед телепался сбоку. Он не оставлял надежду убедить тетку в своей причастности к моему появлению на свет, я же как попугай повторяла, что это, действительно, мой дедушка. Мне было его ужасно жалко!
И тут тетка сделала ход конем:
- А как зовут твоего дедушку? - спросила она с хитрым взглядом Шерлока Холмса, резко остановившись посреди нашего двора. Надо сказать, вопрос поставил меня в тупик. Не думайте, что я зря хвастала своей сообразительностью и талантами. Я прекрасно знала отчество своей мамы, и то, что отчество происходит от имени отца. Но в этот страшный и ответственный момент под взглядом нависшей надо мной тетки, я потеряла способность логически мыслить. Ко всему, дед в моей жизни был только один (отец папы умер до моего рождения), и называть дедушку по имени просто не было никакой необходимости.. Короче, ход конем обернулся шахом. Мат был впереди. После моего замешательства, тетка, ещё крепче сжав мне руку, быстрыми шагами направилась к нашему подъезду.
И тут шахматная партия закончилась. Не в нашу пользу. Дедушка и бабушка жили в своём доме в двух часах езды от города. Держали большое хозяйство, и к нам приезжали редко, в основном мы к ним. Ясное дело, моего дедушку в подъезде никто не знал. Развязка была такой. Тетка передала меня из рук в руки соседскому деду. Меня отпустили домой переодеться и взять портфель, и в школу я пришла в сопровождении двух дедушек - соседского и родного. Моё шоковое состояние, видно, длилось долго, потому что Аську в тот день я не помню. Может быть, она так и не вернулась с этой грёбаной музыкальной школы? Претензии подружке детства я предъявила лишь три десятилетия спустя.
- Как ты могла обмануть меня? - напомнила я ей о рвении к музыке. Конечно, она эту историю не помнила. Но узнав о страдании деда из моего рассказа, в долгу не осталась:
- А ты тоже, дуняша... что деда домой не позвала? Надо же быть такой лохушкой...
Аська третий раз была замужем. Живя с первым мужем, горячо и единственно любимым, пережила очень много. Пряталась вместе с рожденной от него дочерью под кроватью, когда тот приходил домой пьяный, и прыгала со второго этажа, когда он в том же состоянии стрелял из табельного пистолета по разным углам. Второй был с деньгами, но своевольным и грубым. Третий - ученым, но скупым. Всех их объединяло одно. Аська была верна каждому из своих мужей, никогда не опускалась до криков и разборок, но если её обижали, позволяла приблизиться к себе только тогда, когда этого захочет она. Занятия музыкой ей пригодились. Она окончила музыкальное училище и преподавала уроки игры на фортепиано. Правда, недолго. Лет пять. Кстати, по её стопам пошла и я, поступив в музыкальную школу. Ещё в начале музыкального пути, чтобы убедить родителей в серьёзности моих намерений заниматься музыкой, мы с Аськой нарисовали на картонке клавиатуру, и она научила меня "играть" на беззвучных клавишах.
С Алешей мы общались два раза в год класса до седьмого, приходя друг к другу в дни рождения. Последний раз я увидела его в дверях института, в котором училась. Пройдя пару раз мимо, на третий остановилась и заговорила с ним. Как теперь я понимаю, вполне возможно, он приходил лишь для того, чтобы увидеться cо мной в последний раз перед отъездом. Но впечатления на меня тогда не произвел. Поэтому лица взрослого Алеши я не помню, он так и остался в моей памяти белокурым симпатичным мальчиком с серьезным выражением лица на всех фотографиях даже в костюме зайчика. Такое же выражение лица и ту же благородную осанку я увидела на фотографии, присланной мне недавно по интернету его другом, участвовавшим когда-то в споре с литровым ковшиком. Из его письма я узнала, что мой детсадовсий любимчик стал ученым-химиком и живет в Канаде с женой и сыном. Я написала Алеше, что никогда не сомневалась в его способностях и нисколько не удивилась тому, что он стал большим человеком. А увидев на фото не "ботаника", но мужа, всё с теми же светлыми волосами и черной щетиной, поставила себе пятерку за то, что умела выбирать мужчин в таком незрелом возрасте. Алеша ответил не сразу. Его письма были унылыми. Алексей - так он подписывал интернетные послания (в пику моему Алеше) - жаловался, что он - безработный профессор, переживал за науку, и перечислял большое количество стран и городов, в которых ему довелось побывать. Я уже стала думать, что, пожалуй, ошиблась в уникальности выбранного мною в детстве друга, однако, со временем письма Алеши стали более эмоциональными, окровененными и жизнеутверждающими, хотя и редкими. И у меня даже появилась надежда, что когда-нибудь мы увидимся.
А в ту теплую осень поздним вечером мой дедушка был реабилитирован. Он сидел у нас в гостях, и за ужином вся семья обсуждала случившееся днем. Всем было легко и весело. И только став взрослой, я стала задумываться, как мог мой дед, переживший ссылку и военные годы, попасть в такую нелепую ситуацию? Как чужая невоспитанная женщина могла так просто запугать умудренного жизнью человека? Что скрывалось за всем этим? Может быть ссылка, когда ты чувствуешь себя выброшенным из общества переселенцем, а дед приехал в Караганду 17-летним сыном раскулаченного крестьянина, сделала своё дело? А может, его недостаточно любила бабушка? "Отец называл нас "хабалками", - вспоминала мама, - неласковыми". А во время войны даже уходил к другой. Его соблазнила буфетчица. Лаской, наверно. А дед был ещё тем красавчиком - у него были темные волосы, голубые глаза и губы бантиком. Чистый Ален Делон. Бабушке ж - неграмотной и неработающей - пришлось устроиться в детский сад нянечкой. Мама часто вспоминала грустную историю, произошедшую во время войны. Тогда у всех были вши. И бабушка купила на базаре на последние сто рублей кусок хозяйственного мыла. И какое же разочарование постигло всю семью, когда после первого купания, под миллиметровым слоем мыла обнаружился деревянный брусок. Было обидно до слез. Однако дедушка вернулся, и бабушка родила ему ещё двоих детей. Мама рассказывала, когда дед узнал, что за ней ухаживает немец, а русские немцы во время войны были сосланы в Караганду, и отношение после войны к ним было настороженным, он весь вечер гонялся за ней по дому с угрозами выгнать на улицу, если она не прекратит эту дружбу. И мама послушалась отца. А может быть разгадка в том, что дед пил? При этом он был отличным специалистом и трудягой. Во время войны у него была бронь, он работал на шахте электриком. Вырастил четверых детей и построил в голой степи дом с сараями, летней кухней, огородами и сеновалом. И это притом, что от шахты ему дали квартиру. Нет, сыну крестьянина нужна была земля и просторы вокруг. Помню случай, когда дедушка решил зарезать свинью, я попросилась в сарай и заняла пост наблюдения за толстыми прутьями. Свинья неожиданно вырвалась из рук деда, и он стал носиться за ней с огромным ножом в руках. Животное визжало что было сил. В том же духе ему вторила я:
- Дедушка, не надо! Дедушка, не надо! - орала я, вцепившись в прутья.
- Кто пустил Свету в сарай?! Увидите её!- кричал дед, гоняясь за свиньей. Эта суматоха до сих пор стоит у меня перед глазами. Экзекуцию пришлось прекратить и продолжить уже без меня. И ещё один случай, связанный с дедом, врезавшийся в мою память. Бабушка готовит только что зарезанного гуся, а дед жарит очищенные гусиные кишки. Бабушка стыдит его:
- Ты что, собрался это кушать? Сам ешь, даже не вздумай никому предлагать!
Дед призывает в сообщники меня, я сразу соглашаюсь вступить с ним в коалицию, и с радостью уплетаю экзотическое блюдо, хрустящее на зубах.
Бабушка была тоже из сосланных. Вместе с дедом они управлялись с большим хозяйством - коровами, поросятами, козами, гусями и курами, ходили за водой, топили печку и кормили внуков свежими яйцами и парным молоком. Дед помогал соседям лечить домашний скот, и слыл во всей округе безотказным электриком.
Моё свидание с дедушкой на трубе было одним из последних. Вскоре вместе с бабушкой он уехал жить к младшей дочери в другой город. Сама я туда отправилась, будучи пятикурсницей, когда дед уже умер. Мы поехали на дачу, и мне в руки попался листок, на котором был написан стих рукой дедушки. Я прочитала его и растерялась. Это был какой-то грустный стих-сожаление, стих-обида, стих-упрек, что-то о прожитом и несбывшемся. Застыв над листочком, я не могла поверить - неужели дед сам сочинил этот стих? Если нет, то значит, он специально переписал его, потому что тот пришелся ему по сердцу? Мне стало как-то сразу больно, страшно и стыдно, моё сердце сжалось и я почувствовала себя той маленькой напуганной девочкой, которая стала невольным виновником нанесенной деду обиды... Рядом находились родные, жившие с дедом до последнего дня, и я смяла листочек, поспешив от него избавиться. Сейчас я не помню ни слова написанного рукой деда. И очень жалею, что не сохранила это послание. Может быть тогда я смогла бы лучше понять почему он был таким, каким был - мой дедушка.