Мысы
Именно так называлась деревушка, где летом 80-го года довелось прожить две недели. Люблю деревню. Наверное, потому, что все мы родом из деревни. А живу всю жизнь в городах, где шум, пыль, суета и то, что называется теперь экологией, мало пригодной для нормальной жизни. Занёс меня в эту глухомань Его Величество Случай. Плыл туристом по реке Чусовой в компании таких же любителей сплавляться по рекам. Всё время поглядывал на берега, пока не увидел на верху пологого спуска ряд деревенских изб. - Стоп, ребята! Я приехал, поживу здесь, а вам спасибо за компанию и «семь футов под килем»! Они меня тепло проводили с целовашками-обнимашками и поплыли дальше. Конечно, обменялись телефонами и адресами, обещали звонить и писать. В деревне, которую я присмотрел никто меня на постой не пустил. Шустрый дедок, с тремя зубами во рту сказал: - Вон автобус стоит, беги к нему пока не уехал. Там дальше будут деревни, кто-нибудь пустит. А не пустит, так там много домов пустых. Так оно и случилось. Выходя из старенького обшарпанного автобуса, говорю водителю: - Ну, и кишкотряс у тебя! Как только он не развалился на этой с позволения сказать дороге. Он не обиделся и ответил: - Ты, парень ещё не доехал до конца. Тогда бы узнал, что мы ехали почти по немецкому автобану. Автобус рыгнул чёрным дымом и, скрипя, пополз дальше, а я пошёл по деревенской улице. Дед не обманул меня – пустых домов было куда больше, чем жилых, и картина эта, мягко выражаясь, не радовала. Окна крест-на-крест забиты досками, дворы заросли крапивой в рост человека, и даже тропок к крыльцу не было видно.. Деревня умирала… И тут я увидел во дворе дородную высоченную старуху с вёдрами в руках. И почему-то в валенках, хотя лето на дворе в самом разгаре. - Не знаю как к вам обращаться, -дипломатично начал я разговор. – То ли тётя, то ли бабушка. - Для тебя тётя, а для внука ты уже перерос. А чего тебе надо-то? - Вот по деревне соскучился, хочу с недельку пожить. Пусти на постой, я за всё заплачу, не волнуйтесь. - А чего мне волноваться-то? Чай я не девка красная, да и украсть у меня нечего. Проходи, устраивайся. Повела в избу, по пути сказала, чего можно, чего нельзя, договорились об оплате. Сразу предупредила, что пьянство не потерпит, и чтобы в доме не курил. - У нас тут своих алкашей хватает, а я ещё и со стороны привечу. - Я не пью и не курю, так что зря опасаешься, - успокоил я её И стали мы с тёткой Натальей жить-поживать. Оказалось, что она только с виду огромная и суровая На самом деле добрейшей души человек, любит пошутить, много чего помнит и ещё больше умеет - Давно мужик помер – вот и приходится все мужицкие дела делать. Правда летом дочка с зятем приезжают иногда, и он выручает меня. А так одна кукую, и мужик, и баба, - смеётся она. Да, так оно и было. Она с одинаковой ловкостью управлялась и с топором, и с молотком, и даже на стареньком мотоцикле «Минск» в райцентр ездила. - Прохлаждаться я тебе не дам. Хоть и городской, а всё ж мужик. Да ещё и ростом вымахал так, что все притолоки посшибал. Помогать будешь. Я с радостью согласился. Уже на второй день мы пошли с ней сено копнить. Надо сказать, что местность была там холмистая и куда бы ты не пошёл, надо или в гору, или с горы идти. Через полчаса я уже стал уставать, пот градом, слепни одолевают. А тётка Наталья будто по аллеям парка прогулялась. Только с лица чуть порозовела. Не хитрое и вроде не трудное дело выпало мне, но и тут нужны сноровка, умение и терпение. Ничего этого у меня и в помине не было. Позор один! Но сено в копны собрали. Я сходил в лесок на краю луговины, нарубил веток с листьями, укрыл ими копны. - Ну, что работничек, поди уже сто раз пожалел, что ко мне в батраки попал, а? – смеётся тётка Наталья. – Не тужи, дам отдохнуть. А от Зорьки тебе заместо «спасибо» сливочек в награду. Дорога к дому всегда короче и легче. Поплескался в душе, который зять смастерил из стандартной бочки, установив её на четырёх столбах с площадкой. Надёжная конструкция. И уже слышу – зовут меня к столу. На столе только птичьего молока не было. И всё своё – из погреба, из огорода, из сада. И только соль из магазина. - Может стопочку налить? – лукаво соблазняла меня хозяйка. - Я же сказал, что не пью, - напомнил ей. - Ну, и молодец! А то у меня это зелье имеется. В деревни без бутылки никак. Ни один мужик и пальцем не шевельнёт пока не нальёшь. Корова, гуси, куры, собака, две кошки, пчёлы –всё это требовало рук, времени, ухода и заботы. Но тётка Наталья справлялась. В доме чистота, на подворье порядок, сам дом тоже смотрелся как добротный, едва ли не лучший в деревне. Утром Наталья кричала со двора: - Вставай, работничек мой! Уже солнце в зад упирается, а ты дрыхнешь. Вставал, бежал под душ, брился, завтракал и получал очередной наряд-задание. Прожил не неделю, а целых две и уже начал собой гордиться, мужиком себя ощущать. Многому научился, и учёба эта была в радость. Больше всего запомнилось как мы мёд гнали. Наталья носила рамки из ульев, а я их заряжал в медогонку, крутил ручку и смотрел как льётся золотистая струя горячего мёде в молочный бидон. Иногда в струе этой мелькали крылышки пчелиные, а то и сама пчёлка-труженица. С раннего утра и до обеда опустошили 12 ульев, накачали четыре фляги мёда и пошли обедать. - Славно поработали! И чего бы я делала без тебя, работничек мой, - похвалила меня хозяйка.- Вот мёд и есть мой основной капитал. Про пенсию даже говорить стыдно. На паперти в церкви больше насобирала бы за день. Мёд забирают люди из самой Перми за хорошие деньги. Корова и остальное – это для себя. Так и живу. Правда дочке и внукам помогаю тоже. Скажу, что не бедно жила Наталья даже по городским меркам. В доме достаток был виден везде. Даже телевизор стоял на комоде Теперь про мёд хочу рассказать. -«Уж теперь-то я мёду наемся на всю жизнь», - радовался я, и в первый день съел целый стакан с хлебом. На второй день полстакана без хлеба, на третий день три столовых ложки с чаем. И это всё! Такое вот открытие неожиданное сделал. До самого отъезда к мёду и не притронулся. Но литровую банку мёда Наталья мне всё же всучила, хотя я отказывался брать. Напоследок расскажу, как мы с Натальей сено домой привезли. Это был «цирк с конями», как сказала сама Наталья. Тракторист Генка, мужик лет тридцати, подъехал к дому на «Беларуси» с тележкой и был он не просто пьян, а лыка не вязал. - Я не поеду, - сразу отказался я, - И тебе не советую, если жизнь не надоела. - Господи, да его никто и никогда трезвым не видел! Не бойся, садись в тележку, а я к нему в кабинку. Показывать буду куда ехать. Но я не сел. Держался за борт тележки и бежал до самого места. Сена набралось много. Над тележкой возвышался стожок высотой метра полтора, а на верх взгромоздилась Наталья. Я посмотрел на этот пейзаж, покрутил пальцем у виска, но Наталья только рукой махнула. Я разбудил Генку, он побрёл к трактору, с трудом влез в кабину и с места рванул под гору. Я уже мысленно простился с хозяйкой-кормилицей, но когда подошёл к дому, она уже половину сена перекидала вилами на сеновал. Вторую половину перекидал я. Тележка опустела. - Давай, Наталья, наливай! –заорал из кабины Генка. И она пошла в дом, вынесла трёхлитровую бутыль самогона. Генка прямо из горлышка отхлебнул три-четыре глотка, завернул бутыль в какие-то тряпки, положил в кабину себе под ноги и поехал к себе домой. До дома он не доехал. Через ручей был мостик небольшой, но Трактор попал на него только левыми колёсами и свалился в ручей. Даже не заглох. Я был в шоке и даже испугался за Наталью. Ведь это она дала уже пьяному самогон. - Не переживай, это не впервой. Завтра кран приедет и трактор вытащат. Ему всё как с гуся вода. Даже не уволят. Работать некому, не осталось в деревне мужиков. Кто спился, кто в города уехали. ……………………………………………………………………………………………………………….. Когда я вернулся домой, то жена спросила: - Ты где такую ряху наел? У тебя щёки из-за спины видно. Но я поправился и душой. Мой отец, дед, прадед были крестьяне, и тяга к земле, любовь к деревне и людям деревенским были заложены в крови. Или по-научному, в генах. Две недели в деревеньке Мысы вернули меня в детство, подарили наслаждение ходить босиком по утренней росе, слушать пение птиц, вдыхать аромат свежего хлеба, только что вынутого из печи. Я уж не говорю про баню с веником, про парное молоко, про грибы и ягоды из соседнего леса. Прошло 40 лет с той поры, а я помню всё будто вчера оттуда вернулся. Тётку Наталью тоже никогда не забуду. Это и о ней написал Некрасов «есть женщины в русских селеньях» О плохом писать не хочется, но уже тогда деревни стали исчезать с карты России. А тем, кто жил в оставшихся, не позавидовал бы никто.
|