Взбесившийся электрон

– Мэтр, вы не больны? Выглядите неважно.
Гейзенберг волновался совершенно искренно – сегодня, здесь в Хельсинки, Бор должен был выступить перед учеными-физиками на ежегодном форуме.
– Нет, Вернер, – ответил Бор, потирая ладонями веки полузакрытых глаз, – просто плохо спал. Точнее, совсем не спал. Планетарная модель Резерфорда кажется мне слишком надуманной, наивной.
– Да, но вы же сами ее горячо поддерживали, развивали.
Говоря это, Гейзенберг испытывал одновременно и беспокойство, и раздражение – боровская модификация планетарной модели атома по-хорошему парадоксальна: жаль ее разрушать, даже если в ней есть какие-то пороки.
– Наша статья, – начал он вкрадчиво, – не встретила никаких возражений, а ведь прошло уже полгода с момента ее публикации. Конечно, идея выбивания фотона из электрона довольно скользка, поскольку трудно представить, где и как он, этот мерзкий фотонишка, может быть прицеплен к электрону. К тому же он и выскакивает всего-то на стомиллионную долю секунды. М-да… Но мне кажется, что это единственное слабое место.
– Вернер, дорогой, – те расчеты, что вы сделали, ошеломляющи. Мой мозг начинает плавиться при их умозрительном анализе.
– Но, мэтр, умозрительный подход из физики атома нужно безжалостно вытаскивать за волосы. Вы же сами высказали эту мысль.
– Да, Вернер, но должны же быть какие-то рамки для фантазии теоретиков. Вы, конечно, виртуоз по части математических наворотов, и формулами, как шапками, закидаете любое научное сообщество. Я говорю это вам не в обиду. Но мы же не должны врать… хотя бы себе.
– Мэтр, давайте по порядку, – сказал Вернер с осторожным вызовом, – что конкретно вам не нравится в моих расчетах?
– Да вот что, – оживился Бор. – Радиус орбиты электрона в атоме водорода составляет примерно пол-ангстрема, а скорость движения электрона две тысячи километров в секунду. Это дает эксперимент. Так?
– Так, – ответил Вернер, готовясь вступить в неравный бой с признанным светилом науки.
– Из этих экспериментальных данных, – продолжал все больше распалявшийся Бор, – по вашим расчетам следует, что за одну секунду электрон успевает совершить шесть миллионов миллиардов оборотов вокруг ядра. Так, коллега?
– Так.
– Так вот, дорогой мой, здравый смысл здесь отдыхает. Представить себе, что нечто оборачивается по каким-то, кстати, неизвестным причинам, вокруг чего-то шесть миллионов миллиардов раз за секунду может только законченный шизофреник. Извините...
«Черт, а ведь в самом деле, галиматья какая-то», – с ужасом подумал Гейзенберг, но виду не подал. Надо было спасать лицо.
– Мэтр, мои расчеты в этом конкретном случае – простая арифметика, а не «математическая заумь», как вы любите повторять.
– Я знаю, Вернер. Но получается, что эксперимент неправильный.
– Получается так, мэтр. Странно, что я сам этого не увидел. Он, конечно, не наш, этот чертов эксперимент. Но я же на его базе такого в последней статье навертел! Мэтр, я готов покаяться и перед вами, и перед господом Богом, но… если мы нашу ошибку признаем, позор накроет нас с головой, как всемирный потоп.
– И что, коллега, – воскликнул Бор, закрыв лицо подрагивающими ладонями, – вы предлагаете мне совершить выбор между сомнительной славой и неминуемым позором!?

1999 г. (ред. 2019 г.)