З А М Е Т К И на П О Л Я Х.


философия, литература, музыка, живопись





«Не ищи упоминания отдельно о каждой вещи.
А об умолчанном заключай сообразно тому, что сказано, и толкуй с осторожностью.

Хотя, допустим, что Земля сама собою стоит или
удерживается на водах, долженствуем и сами себе
говорить, и другим, если спросят, отвечать: в руце, мол, божьей.

Так и нам будет безопасней, и слушателю полезней.»

Василий Великий,
архиепископ Кесарии Каппадокийской.
Девять бесед на шестоднев.







Вновь и вновь повторяет Марк Аврелий на разные лады одни и те же банальные максимы,
словно пытаясь заглушить ими свои сомнения. По-видимому, дух этого человека не
чувствовал себя в безопасности за стенами римского ratio перед лицом сомнений, чья сила,
подобно силе северных варваров, основывалась на фундаменте более глубоком и прочном, чем
римское ratio и этика Стои.

***

"И всем этим мы обязаны страху смерти" - пишет Марк Аврелий. Слова эти можно отнести
и к самому его сочинению. Несколько иначе эту же мысль высказывает Монтень в начале своих
"Опытов".

***

Змей, и яблоко, и Ева - одно.

Таким было таинство Вечной Женственности, открывшееся Адаму в райском саду, когда он
вкусил из рук Евы запретный плод.

Смысл библейской притчи в том, что проблемы этики, будучи оторванными от зелёного
Дерева Жизни, вырождаются, выхолащиваются, превращаются в пустой формализм на радость
малограмотным проповедникам и святошам, торгующим мнимой мудростью и мнимой
благодатью на потребу собственному тайному властолюбию.

Христианство проходит мимо таинства Вечной Женственности с опущенными глазами,
оно лишь украдкой подкрадывается к нему, как подкрадываются старцы к купающейся Сусанне,
оставляя на этом великом таинстве отпечаток усталости и греха. Вероятно, эту мысль и выразил
Иисус, предложив безгрешному бросить камень в Марию Магдалину.

***

Христианство оставалось живым, пока за библейскими притчами вставали во весь рост
философские проблемы, оставшиеся христианству в наследство от более древних культур.

А отделить эти проблемы от вечных сомнений и еретичества - вопрос слишком сложный
для рядового священнослужителя.

В этом и кроется главная причина упадка всякой церкви как социального института.

И это относится не к одной лишь религии, не к одной только церкви.

"Бессмертное учение Маркса" - вот вам банальный опыт рационалистической теократии,
предпринятый философами-самоучками, недоучившимися семинаристами, кружковыми
интеллигентами и прочей подобной публикой, обуянной жаждой втиснуть
интеллектуальное наследие человечества в прокрустово ложе нескольких нехитрых
догматических правил, доступных их убогому разумению.

Так великий Бетховен до конца дней благоговел перед всяким, кто владел искусством
делить числа столбиком.

***

Слишком недавно человечество спустилось с деревьев, чтобы принимать всерьёз
любое мировоззрение, основанное на совокупности канонизированных текстов.

Зато претензия фарисейской сластолюбивой серости на власть над душами паствы
всегда налицо.

Эта претензия - от Лукавого. Священству всегда сподручнее цепляться за власть,
не имея под боком клокочущей ереси, которая подобна огню под треножником Пифии.
Когда огонь гаснет, остывает и треножник, и Пифия умолкает и погружается в сон.

***

Быть человеком - разве это уже не повод для стыда?
Таков главный этический вопрос и этический смысл христианства.

Ориген, стыдившийся своего тела, вероятно, имел в виду именно это.

Дьявол прячется в мелочах. В незначительной на первый взгляд разнице
смысловых оттенков понятий "стыд" и "грех" - история всех последующих
заблуждений, заведших христианство туда, где оно пребывает сегодня.

Вот причина сомнений, не дававших покоя Розанову и вынудивших Льва Толстого
восстать против морального авторитета христианской церкви.

Чувствовал это и Ницше, и прекрасно выразил эту мысль в "Антихристианине".

Понимал это и Бертран Рассел ("Почему я не христианин").


***

Леонардо да Винчи, по свидетельству Вазари, считал себя скорее философом, чем художником. Герцог Сфорца не проявил никакого интереса к проекту танка, предложенному Леонардо, зато он заинтересовался автором как музыкантом, оформителем свадеб и торжественных процессий и лишь со временем оценил также его искусство архитектора и инженера.

Гёте считал себя естествоиспытателем, ниспровергателем Ньютона, занимающимся литературой в порядке невинного хобби в перерывах между препарированием червей, уроками рисования и отправлением обязанностей министра Веймарского двора. Не стой над Гёте со связкой розог нищий чахоточный Шиллер, не видать бы нам «Фауста», как ушей. Подобным образом Белинский в XIX веке присматривал за золотой литературной молодежью России и заслуженно пользовался в её среде высочайшим моральным авторитетом, что не мешало ему прозябать в нищете.

Шопенгауэр и Ортега-и-Гассет – скорее художники, чем философы в традиционном понимании этого слова, но потому-то, быть может, их след в истории философии будет глубже, ярче и долговечнее, чем след модного «профессионала» Гегеля.

***

«Праздность – враг души», - писал основатель западного монашества св.Бенедикт в VI веке. Эту заповедь унаследовали от монахов титаны европейского Возрождения. Леонардо не оставлял занятий за трапезой и прогулкой. Работа в ночное время была отличительной чертой Альберти. Aviditas literarum, способность забывать о сне и пище за studia humanitatis, - отличительная особенность гуманистов Возрождения от Петрарки до Гвиччардини. В этом было нечто от средневековой аскезы монашеских бдений. Не случайно символом учёности в ренессансной живописи стал Св.Иероним в келье. Гуманистов вдохновляли строки Марка Аврелия: «Будь дружен с живущим внутри тебя божеством. Человек, не оставляющий попечений о том, чтобы быть в числе наилучших, есть жрец и пособник богов». Дорожить своим временем, не упускать без пользы ни одного часа – тому же учили ренессансные ремесленники и купцы. Не пренебрегали гуманисты и физическими упражнениями. Леон Баттиста Альберти в молодости бросал яблоко выше Флорентийского собора.

***


Не случайно греки называли Понт просто «морем», а Гомера просто «поэтом». Они ещё были способны видеть за словом глубокий смысл.

«Лёжа в зимнюю пору на мягком ложе у огня, распивая сладкое вино и грызя горох, следующую беседу должен вести сытый человек: «Кто ты и откуда? Сколько тебе лет, добрейший? В каком ты был возрасте, когда пришёл мидянин?» А мне было двадцать пять. Вот уже шестьдесят семь лет, как я с моими думами ношусь по эллинской земле». Ксенофан.


***

"Война и мир" Льва Толстого - роман, не лишённый литературных достоинств, но в целом скорее неудачный и графоманский.

Военные и псевдоучёные "философские" страницы совсем не удались автору. Иное дело мирный быт русского дворянства. Здесь Лев Толстой выказал себя мастером мягкой иронии, продолжив литературную традицию, начало которой было положено им в "Детстве, Отрочестве, Юности".

Всё лучшее, что есть в романе Толстого, - это страницы, продолжающие упомянутую выше трилогию.

***

Весь Сергей Рахманинов вырастает из концерта ми-минор и из сонаты си-бемоль-минор Шопена. В нём нет ничего от слащавой графоманской попсы сочинителя балетов Петра Чайковского.

Модест Мусоргский - ещё один великий русский композитор. Одно вступление к "Хованщине" перевешивает на весах музыкального вкуса всю графоманскую мазню опер Чайковского.

Было бы лучше для Чайковского, если бы он не писал своих опер, скромно ограничившись полонезом из "Онегина".

Стоит ли удивляться, что Чайковский до конца дней не понимал и не понял Брамса. Симфонии и концерты Брамса - не для ослиных ушей графомана. Замечательно интерпретировал симфонии Брамса Евгений Мравинский. Так Кароян исполнял Бетховена, Карл Бём - Моцарта, а Фрид - "Фантастическую симфонию" Берлиоза. Теперь уже так не дирижируют, как не пишут и настоящих картин, стихов и прозы.

Гомо сапиенс деградировал из человека в макаку с айпэдом в лапе. Взгляните хотя бы на премьер-министра Медведева. Ему место в обезьяннике московского зоопарка. И он там ещё посидит в клетке с табличкой "СКОЛКОВО", аккурат напротив клетки Фурсенко с табличкой "ЕГЭ". Интуристы и студенты МГУ будут кормить эту парочку бананами.

***

Где мог располагаться легендарный остров феаков Схерия, на который буря выбросила Одиссея, потопив его корабль?

Коль скоро весь Эпир уплачивал царю Алкиною дань, остров Схерия был не маленький и достаточно многолюдный. Он располагал к тому же сильным флотом. Вблизи Итаки и побережья Эпира есть три крупных острова: Кефалления, Закинф и Керкира. До острова нимфы Калипсо, на котором Одиссей провёл не один год, от Схерии семнадцать дней плаванья по пустынному морю курсом на запад. На острове Калипсо, судя по всему, ещё сохранял силу очень древний матриархальный культ.

***

Церковь, как и государство, организация политическая. Религия, если она не готова довольствоваться ролью культурной декорации, неизбежно претендует на роль идеологии. Идеология – фундамент государственности. Власть – один из ключевых вопросов в жизни церкви и государства. Всё вышесказанное следует иметь в виду, когда мы говорим об отделении церкви от государства. За невинно звучащим словом «отделение» в действительности кроется необходимость выстраивания достаточно сложной и жёсткой системы взаимоотношений, если только обе стороны не хотят прятать голову в песок.


***

Пирамиды – греческое название древних египетских гробниц. Египетское название этих объектов неизвестно – из египетских текстов мы знаем лишь, что оно начиналось на букву «м» и оканчивалось буквой «р». Точная этимология греческого слова также до сих пор не установлена. Возможно, во времена Птолемеев на вершинах пирамид зажигали сигнальные огни, в таком случае этимология связана со словом «огонь». Всего на территории Египта обнаружено около 80 пирамид. Мало кто знает о том, что и в Риме под влиянием египетской культуры были сооружены в I в. до н.э. по меньшей мере две пирамиды, одна из них – пирамида Гая Цестия Эпулона у Остийских ворот – сохранилась до нашего времени, другая – между замком Ангелов и Ватиканом – была разобрана на стройматериалы при возведении собора Св.Петра в X веке и окончательно снесена в XVI веке. В Средние века эти две пирамиды, построенные из кирпича и облицованные мрамором, называли могилами Ромула и Рема.

Cфинкс в Гизе во времена Геродота был засыпан песком. Высеченный из глыбы нуммулитового известняка, он стоит на дне древней каменоломни, из которой брали плиты для пирамиды Хефрена.

Критский Лабиринт был построен Дедалом для Миноса по образцу египетского лабиринта, сооружённого в XIX веке до нашей эры для защиты гробницы фараона от расхитителей. Лабиринт в качестве «кодового замка» перед подземным входом в царскую усыпальницу был так же распространён в древнем Египте, как и название Крокодилополь, связанное с культом крокодила. Озеро, изобилующее священными коркодилами, служило обычно ещё одним препятствием на пути к сокровищам царских захоронений.


***

Подобно всем народом, быстро пришедшим к цивилизации, греки развили в себе любовь к первобытному. Этим отчасти объяснялась популярность фракийского культа Вакха и других древних культов плодородия, благодаря чему греческая религия не стала, подобно христианству, совокупностью прописей расхожей морали; ей было совершенно чуждо христианское пристрастие к смерти, прикрытое риторикой о «жизни вечной», излюбленным средством жрецов всех времён и религий спекулировать на страхе и невежестве паствы, потакая собственному припрятанному под рясой властолюбию. Греческая религия – религия сильных духом людей, любящих земную жизнь со всеми её радостями и не боящихся смерти. Именно этим, а вовсе не расслабляющим воздействием внешней красивости, объясняется очарование греческой культуры, под которое подпала римская аристократия. Римляне обнаружили в ней нечто глубоко родственное своему собственному духу, не нашедшему ещё адекватного выражения в силу молодости римской государственности.

Рим разложила и лишила силы не «греческая изнеженность», как ошибочно считал Катон Старший, а собственно римская коррупция, к греческому культурному влиянию отношения не имевшая.


***


«Только наша воля связывает нас, а не условия, поставленные другими. Можем мы, благодаря милости Божией, всё, однако считаем, что нам подобает лишь достойное похвалы». Теодорих Великий.

***


Бодлер дрался на баррикадах в 1848-м. Когда ему случалось заночевать на полу мастерской, Курбе записывал его бессвязный бред, навеянный алкоголем и опиумом. Иногда волосы Бодлера ниспадали на воротник изящными надушенными локонами; назавтра его голый череп отливал синевой; однажды утром он появлялся улыбающимся, с большим букетом в руках; два дня спустя – голова поникшая, плечи опущены – картезианец, роющий себе могилу. Другим обитателем мастерской худжника - до 1790г. помещение было часовней коллежа августинцев, затем в первом этаже разместилось кафе - был бедный скрипач, соотечественник Курбе. Днем он играл в цирке, на ипподроме, в Зимнем саду; ночью же спал в гамаке за ширмой.

***

«Купальщица» Курбе получила удар хлыстом от Наполеона III и ругательный отзыв Делакруа. Публика в Салоне 1853г. была все еще ближе к Дидро, чем к Ортеге-и-Гассету, но уже рождалась в муках «Мадам Бовари», и Артюр Рембо был зачат в ту зиму.

«Глыба плоти, трактованная как натюрморт».

«Он набрасывается на натуру, как обжора, отламывает огромные куски и проглатывает их не прожевывая с аппетитом страуса».

“Ателье”, выставленное Курбе в собственном павильоне на Всемирной выставке 1855г., не обеспечило автору коммерческого успеха. В 1861-м Курбе завёл в своей мастерской быка, лошадь и чучело оленя. Ослик лежал на охапке соломы рядом с кроватью, манекен в сутане стоял в углу. В деревню он взял с собой ослика, рубашку и две пары носок, а с наступлением холодов купил у местного еврея одеяло и проделал в нём отверстие для головы. Он обожал устраивать с друзьями и их быстро сменяющимися подругами вылазки в лес, где делал совместные этюды с Камилем Коро.

Зима 1864г. в Орнане была великолепна, и Курбе снова был полон творческих сил. «Венера, преследующая Психею своей ревностью», была отвергнута жюри Салона как оскорбляющая общественную мораль. «На этом новом скандальном полотне нет священников, есть только женщины, женщины наших дней, делающие то, что им хочется. Это разрешалось мифологическим и библейским героиням, а женщин с берегов Сены за какую-то ерунду обвиняют в непристойности». Следствием скандальной рекламы стал полуофициальный успех «Косуль» и «Дамы с попугаем» в Салоне 1866г. и несколько частных заказов, среди которых - две картины для Халил-Бея. На первой – спящие на смятой постели женщины, одна нога брюнетки покоится на бедре блондинки, другая – на ее торсе, рядом – ожерелье, гребень и несколько шпилек, всё вместе называется «Лень и Роскошь». Другую картину заказчик держал под замком в специальном шкафчике и показывал только друзьям.

Курбе до конца дней знать не хотел орфографии и писал «полотно» через два «л»; вид книги приводил его в ярость, чернильница на столе – в содрогание. Мужественная красота и сангвинический темперамент ему достались от отца, зажиточного фермера, чья неумеренная страсть к изобретательству причудливых сельскохозяйственных орудий доставила ему у сельчан прозвище «codo», что на диалекте означало «чудак»; от деда-якобинца Курбе унаследовал радикализм и девиз «кричи громче и иди не сворачивая». Каждый год он возвращался в родной Орнан охотиться, писать портреты и пейзажи в предгорьях Альп.


«»

Многое можно простить Пастернаку за его перевод «Фауста», - но только не переводы из Байрона. Байрон у него косит под Некрасова и Блока.

«»

Бунин советовал Одоевцевой писать только о прекрасном и страшном.
- Мы гораздо легкомысленнее французов,- говорил он ей,- только русское легкомыслие принимает мрачные, а не веселые формы.


«»

Что плохо в скрипичном концерте Брамса? Каденции. Кода первой части списана у Бетховена. Что хорошо? Медленная часть.

«»

Пасифая. « И жена не должна становиться перед скотом для совокупления с ним» ( Левит, гл. XX )

Критяне позднего матриархата поклонялись «покровительнице животных». Имел ли этот культ самостоятельное значение, наряду с мрачными культами финикийцев и мистикой древних египтян? Во всяком случае он был скорее жизнерадостным, чем мрачным. «Критское искусство производит впечатление бодрости и почти декадентской роскоши» (Бертран Рассел). Причёски минойских модниц, их великолепные платья с открытой грудью, терракотовые ванны с водопроводом, горячей и холодной водой, расширяющиеся кверху пурпурные деревянные колонны кносского дворца, старинные вазы, расписанные рыбами, водорослями, морскими змеями и двуострыми секирами – все это не менее загадочно, чем линейное письмо «А».

Зубцы поверх кремлевских стен в точности воспроизводят «бычьи рога» поверх стен критских дворцов.

«»

Вероятно, бог Посейдон имел виды на Пенелопу. Но не случилось, и в этом лишь кроется причина его козней. Подобно всем греческим богам, он был завистлив и мстителен, и месть его простиралась дальше, чем месть Яго: он устраивает так, что другим, притом ничтожнейшим искателям везет больше, чем ему, после чего позволяет Одиссею вернуться, чтобы иметь возможность насладиться зрелищем его унижения. Одиссей, возвратившись, начинает с того, что устраняет свидетелей и возможных соучастников. Не зря же его прозвали хитроумным! Преподав урок «женихам» и забрав с собой сына, Одиссей отправляется странствовать дальше.


«»

Дочь – это копия любимой женщины, которая не может вам изменить, а потому достойна любви и доверия одновременно. Кроме того, она женщина и в силу этого ближе к природе, чем мужчина. В этом кроется тайна великого одиночества человека в природе. Дочь примиряет с ним, и в этом особенность отцовской любви.

«»

Александр: «Целью же тягот и трудов благородного человека являются, по-моему, опять тяготы и труды, если ими осуществляется дело прекрасное». (Вероятно, позднейшая выдумка риторов). Словно торопясь совершить последний в своей жизни подвиг, Александр первым вскарабкался на стену крепости в центре безводной пустыни и спрыгнул вниз. Стрела, пробив панцирь, вошла ему в легкое. Солдат, прыгнувший следом, чтобы прикрыть Александра, тут же упал, поражённый стрелой в лицо. Оправившись после ранения, Александр приказал повесить царя Мусикана вместе с подстрекателями-брахманами. Не многим из старых товарищей довелось пережить Александра. Птолемей, сын Селевка, пал при Иссе. Парменион, командир крыла при Иссе и Гавгамелах, отец Филоты и Никанора, был казнён. Клит, брат кормилицы Александра, отсекший руку Спитамена, занесенную над Александром при Гранике, пал, поражённый копьем Александра, пущенным в пьяной ссоре. Кен, предводитель пеших этеров, умер в Индии.

Сражение при Иссе в описании Квинта Курция Руфа много превосходит аррианово.

«»

«К чему тратить время на занятия философией? На это можно ответить либо с точки зрения историка, либо с точки зрения человеческой личности, стоящей перед ужасом космического одиночества» (Бертран Рассел). Добавим к этому то, что остаётся в обоих случаях невысказанным: ответить можно и нужно прежде всего с точки зрения исследователя особенностей человеческого языка как средства передачи и хранения информации.

Предмет и метод философии столь животрепещуще связаны с этими особенностями, что, пытаясь перескочить через это предварительное уточнение, мы, вслед за Иммануилом Кантом, сразу рискуем безнадёжно запутаться в паралогизмах, обнаруженных еще элеатами.

Элементарную дисциплинированность и чистоплотность в этом вопросе первым продемонстрировал Шопенгауэр в «Четверояком корне закона достаточного основания».

Лосев, рассуждая в «Истории античной эстетики» о предмете и методе философии, указывает прежде всего на «недовольство простыми и ясными формулами», на необходимость находить и детализировать мельчайшие оттенки смысла. Он сравнивает мыслителя с хорошим музыкантом-виртуозом, способным не только технически совершенно выражать мельчайшие детали музыки, но и создавать неожиданно новый синтез. Подлинная философия, по Лосеву, это «виртуозность мысли», и нам трудно что-либо добавить по существу к этому определению. Всё прочее будет лишь необязательным комментарием.