https://www.youtube.com/watch?v=BQ_cKOy0erw
1980
Москва.
Мне 18.

Брежневский застой.

Связанные одной цепью, люди живут с верой в её нерушимость.

Торопиться не надо.
Дни похожи один на другой.
Время еле капает, как влага с сырого потолка.
Смотришь и узнаешь интересные рисунки в подтёках.

Можно толковать знаки трещин на стенах, наблюдать, как растут деревья.

Ничего не происходит даже на экранах телевизоров.

Железный потоп ещё не захлестнул дороги столицы.
Машины редки - в основном «Запорожцы».

Одно гарантированное удовольствие в день – с 12 ти до 12.30 ти музыкальная передача «В рабочий полдень».
Песни по заявкам радиослушателей.

Но сначала кодирование - гимны:

Нам света не надо
Нам партия светит
Нам хлеба не надо
Работу давай

Потом берёт песней за душу Валюша Толкунова:

Сон свалил страну зеленоглазую,
Спят мои сокровища чумазые,
Носики-курносики сопят.

Напоследок писк и рык советской эстрады - Алла Пугачёва:

Если долго мучиться
Что-нибудь получится !

Многократно повторяемый припев.

Непризнанная отечественными стандартами группа «Машина времени» сводит меня с ума.
Эта «машина» не стирает мысли и не становится навязчивым мотивом.


Лица стёрты, краски тусклы
То ли люди, то ли куклы


7 ноября

Я совершила преступление – не пошла демонстрацию.


За окном дождь и ветер.
Сижу в тёплой кофте у батареи. Пью чай с вареньем.
А продрогшие толпы демонстрантов топают по слякоти, влача под флагами веру в режим.
Вожди на трибуне механически помахивают.
По всем программам кроме второй показывают парад.
Диктор комментирует происходящее как всеобщее ликование.

Вторая программа не транслирует – там, в сетке кто-то запустил песни «Машины времени».
Крутят весь репертуар.
Почти два часа полулегальная музыка обогащает мою истощённую душу.
По-юношески чистый и по-старчески глумливый голос Макаревича снимает с меня кодирование.

Мечтаю попасть на концерт «Машины времени» .
Узнать когда и где будет концерт можно только по слухам.
Не смотря на дороговизну билетов не достать.

Через 15 лет случиться сидеть в ночном клубе за стойкой бара бок о бок с неактуальным более Макаревичем.
Погасшая звезда, одарит взглядом, будто всё ещё светит и выразит вопрос- недоумение по поводу отсутствия интереса.
К этому времени из раскрепощённого хиппи он перевоплотится в джентльмена, заключённого в строгие рамки дорогого, не по размеру большого костюма.
Странно сидящий костюм с подбитыми плечами накренится ко мне как падающий шкаф.
Я испугаюсь и отодвинусь.

Говорят – я ничего.
Если высплюсь.
От парней слышу: -«Такая фигура! Такая грудь!»
От девчонок: - « Ты – это стог волос с сиськами.»
Мой каштановый стог восстаёт против любых попыток упорядочить.
Ветер дунет, и я как в джунглях заблудилась.

Я кондитер третьего разряда.
На рабочем месте вся в белом: в муке и в сахарной пудре.
Спецовка, фартук, марлевый колпак. На ногах шлёпанцы.
Стою у печи. Пеку булочки.
К концу дня кажется, что цементный пол раскалился как сковородка.
Ноги горят.

У меня две напарницы.
Одна просто дура.
Другая дура и сволочь.
Грызёмся из-за пустяков, чтобы стряхнуть дремоту.

Зарплата - 130 рублей – далеко не худшая.
До этого полгода держали в ученицах, платили 30.

После работы вид плачевный.
В зеркале отражаться не хочется.
Муку смыла.
А лицо всё равно мучнисто - белое.

Еду домой.
Засыпаю в пути и впадаю в старость.
Такой вижу себя, просыпаясь от случайных взглядов.

Иногда по дороге встречаю бывших одноклассников.
Смотрят с грустью, как на тень прошлого.

В школе хорошо училась.
А толку?
Блата нет.
В институт без этого не поступить.

Маме 40 лет.
Работает на заводе холодильников.
Инженер - технолог.
Зарплата 160.
Сидит в отделе.
Ничего не делает.
Делать чтобы- то ни было в отделе запрещено.
Мама никогда нигде не находит места.
Мечется в бездействии.
При этом делает вид, что всем довольна.
Дорого же мне обходится этот имидж.
Приходит домой, кричит, скандалит, кидается.
Куда от неё денешься? Мы в одной клетке.

Стараюсь опередить её хотя бы на полчаса, чтобы успеть залатать защитное поле.
Включаю музыку, расслабляюсь.

В магазине «Мелодия» выкинули пластинки прибалтийской группы «Зодиак». Неплохое подражание Жарр Жан-Мишелю – новатору электронной музыки.
Отстояла очередь не зря.
Слушаю.
Восстанавливаюсь.

Даже короткое одиночество относительно.
В стену забарабанили соседи по коммуналке : -«Немедленно прекрати саботаж! Брежнев выступает с речью по телевизору!”
Соседи считают, что я намеренного мешаю внимать вождю и наставнику.
Я разносчик тлетворной западной культуры.
Показываю им пластинку – «сделано в СССР».

Лицо Брежнева неподвижно. Голос монотонный. Взгляд безжизненный.

Через четверть века в интернете появятся множество фотографий Брежнева с живым приветливым лицом.
В целях реабилитации эпохи.

Соседи вошли в роль полвека назад
Стоят перед экраном навытяжку.
Слушают, запоминают, как урок, цитируют.

У них на окнах нет занавесок.
В небе горит всевидящее око, для которого мы все - стеклянные человечки в стеклянных домах.

Соседям за семьдесят.
Не могут допустить мысли, что пути к царству коммунизма нет.
Уверены, что шли этим путём всю жизнь и цель уже близка.

Истребители секретов и разносчики наветов.
Ударно пишут доносы.
То есть старуха пишет под диктовку слепого старика.
Считают, что пишут все и на всех. Что так надо.
Вместе подслушивают.
Старуха подглядывает, докладывает старику.
Вместе строят догадки. Иногда самые фантастические.
Объект слежки номер один – я.
Словно моя жизнь полна значения и тайны.
Хочется верить, что так оно и будет.

По ночам старик превращается в привидение. Бродит по коридору в белом исподнем, вытянув руки вперёд. Шарит вокруг. Бессвязно бормочет.

Соседи тридцать лет стояли в очереди на квартиру.
В начале апреля дождались.
Переезжают.
Сидят у подъезда на чемоданах, съёжившись, как весенние снеговики.

И года не проживут в новой квартире.
Умрут от скуки.

В их пятнадцатиметровую комнату вселяются пьющие многодетные лимитчики, жившие до этого в общежитии десять лет.

Было двое соседей. Стало пятеро: муж, жена и трое дегенеративных детей.

Въехав в комнату, новые соседи впадают в загул.
Приглашают в гости всё общежитие.

В коридоре топот множества ног. Стены и окна дрожат.
Музыка, крики, звон посуды.
Гости штурмуют нашу комнату.
Просят закурить и зовут замуж.
Мы забаррикадировались.
Не отвечаем.

Кажется что новоселье никогда не кончится.

С балкона пропало всё сушившееся там бельё.

С нашествием лимитчиков в квартире началось нашествие тараканов.

Дегенеративные дети с дикими криками гоняют по коридору на велосипедах.
То и дело врезаются в стены.
Туалет загажен.

Новые соседи график дежурства не соблюдают.

Мы обратились с жалобой в домоуправление.
Наряд въедливых старушек прибыл с инспекцией незамедлительно.
Новых соседей приструнили, пригрозили выселением.
Те притихли.
Но затаили злобу.
Когда нас нет дома, заметают нам под дверь мусор.
Ставят на плиту бак с бельем, когда мы варим обед.

Скучаю по старым соседям.
Всё -таки интеллигентные были люди.
Старуха до пенсии учительницей работала.
Старик до того как ослеп, был художником.
В их комнате громоздилось множество невостребованных картин в стиле советского реализма – лишённых индивидуальности, но добросовестно написанных.
Натюрморты и морды аппаратчиков.
Натюрморты по-мещански милые - с фруктами, с розами в хрустальных вазах.

Иногда к старикам приходил внук – аккуратный, вежливый парнишка.
Весь модный, видный.
Я на него заглядывалась.
Игнорировал.
Я ему не чета.
У него отец известный художник.
Рисует монументальные полотна, прославляющие деяния партии.

Каждый приход внука был для стариков как праздник.
Они кидалась хлопотать, готовить что-нибудь вкусненькое.
Хоть внук на меня и не смотрел, всё равно приятно, если в квартире симпатичный парень.

Когда он гостил, дверь их комнаты всегда была открыта.
На ночь зажигали старинный зелёный ночник.
Мне не хватает его уютного света.

Думою в местном отделении милиции по старикам тоже скучают.
Кто им теперь будет писать такие захватывающие доносы?

Я работаю через день не зависимо от выходных и праздников.
Эта система мне нравится. Жаль, что нет ночной смены.
Самый тяжёлый день недели – свободный выходной, когда мы с мамой в одной клетке особенно долго.
По всем гороскопам мы две противодействующие стихии.
Ругаемся, спорим – по другому не общаемся.
Через десять лет, когда её не станет, буду мысленно продолжать с ней спорить.

Ей тоже хочется побыть одной.
Однажды она просто выпихнула меня из комнаты и закрылось.
Дело было зимой.
Я полдня проходила по коридору в халате и в тапочках.
Умоляла выкинуть мне одежду, чтобы хоть пойти погулять на улицу.
Не открыла. Не доверяет. Затаилась. Растворилась в тишине.

Мама наметила неосуществимую цель – накопить с наших скромных зарплат на кооперативную квартиру.
Экономит на всём.
Больше не покупаем синих цыплят и колбас неизвестно из чего сделанных.
В наш ежедневный рацион вошли овсянка и тёртая морковка.
Это полезнее.

Но в основном питаемся бракованными булочками, которые я приношу с работы.
Работницам кондитерского цеха шеф выделяет по 5 яиц и по 200 грамм масла в день на человека. Иногда меняю «добычу» на зелень в овощном цехе.
В середине дня работницам полагается обед – варёные яйца с макаронами с маргарином.
Клянчу у зеленщиц зелёного лука на приправу.
Напарницы смеются. Говорят, что я как корова траву жую.

Обожаю дискотеки.
Там крутят музыку будущего.
Она стремительна и полна сексуальных импульсов.
Где ещё такую услышишь?

Теперь денег нет по дискотекам ходить.
Последний раз пришла в любимое заведение на Таганке.
Вход 3 рубля.
У входа серьёзный мужик – он же кассир, бармен и охранник.
Даю ему деньги – всё мелочью. Двадцать копеек не хватает.
Махнул рукой. Бесплатно пропустил. Посмотрел с состраданием.
Больше туда не пойду.

Домой неохота.
После работы сижу в метро.
Читаю. Сплю, прислонившись в стене.

Если совсем надоест в метро отдыхать, то можно к Светке.
Живёт в дипломатическом районе напротив Шведского посольства.
Большая трёхкомнатная квартира на Мосфильмовской.
Там бардак и роскошь.

Светка моя ровесница. Нигде не работает.
Живёт на содержании родителей.
Числится нянечкой в детском саду.

Она от себя без ума.
Думает - прочие тоже.
Тощая колченогая обезьяна с губищами.
Смолистые жиденькие волосёнки.
Моя полная противоположность.
Вместе мы выглядим комично.
Слышала диаметрально противоположные мнения на счёт того, кто из нас красавица, а кто страшная.

Прихожу к ней, когда хочу.
Друзей у неё нет.
Случаются мужчины.
К её отцу приходят друзья. Напоят его, потом идут к ней.

Рассказывая об оргиях, Светка смакует подробности.
Раскрывает мне глаза на раскованность нравов советской элиты.
Умиляется моей реакции.

Потом смешит любовников, имитируя мои возгласы.

Её мать всё время в загранкомандировках во Франции.
Нервозная, нелепая, заносчивая.

Ещё в Светкиной квартире живёт бабушка. Почти не показывается из своей комнаты. Там висит её портрет написанный Серовым.
Светка привела меня посмотреть. Бабушка молчит. Недовольна.
Красивая была в молодости. На портрете она в таджикском национальном костюме.
Светка в разное время говорила, что бабушка то кубанская казачка, то цыганка, а отец итальянец.
Её мама сказала, что они евреи.
Я тоже еврейка.
У нас ничего общего.

Светка утверждает, что она цыганка по образу жизни.
Всю жизнь будет это повторять, хотя в итоге эмигрирует по еврейской линии.

Отец Светки любит к нам присоединиться: попить чайку, поболтать.
Просит почитать стихи.
Ему забавно, что я – рабочая, люблю поэзию.

Он еле передвигается. Болезненно полный. Неопрятный. С запавшими глазами.
Черты лица крупные, правильные.
В молодости был красивым.
Считает, что я прихожу к нему.
Однажды осталась у Светки ночевать.
Утром пробежала мимо его комнаты в туалет в натянутой до колен майке.
Он рассказал знакомым, что я пришла к нему голая, но он отказался.

Светка познакомила меня с другом детства.
Теперь он ей не друг. От скуки стали любовниками. Заскучали ещё больше.

Андрею 21.
По-солдатски коротко стрижен, накачанный, статный.
Думала – только из армии.
Армия ему не грозит.
У него родители, как у Светки – со связями.
Отмазали.

Он без проблем поступает в любой вуз. Походит курс и бросает.
Так же с работой. Устроится то проводником на поезд, то в геологическую экспедицию поваром, то в съёмочную группу разнорабочим.
Надоест – уходит не прощаясь.
По телефонному праву перед золотой молодёжью все двери открыты и на вход и на выход.

Для меня все двери закрыты.
На распоследнюю работу еле устроилась.

Светка с Андреем верят, что проблемы утрясаются сами собой.
Через четверть века это убеждение будет им дорого стоить.
Родственники отберут у них жильё.
Светка эмигрирует из страны и будет жить на социальном пособии в гетто для иностранцев.
Андрей окажется на принудительном бессрочном лечении в психбольнице.
*****
Андрей одиночка.
Изредка у него случаются приступы социальности:
Когда хочется секса.
Или поболтать.
Хочется рассказать о своих путешествиях.
Он легко находит публику – тех, кто толком ничего в жизни не видел – таких как я.
Как рассказчик он неотразим.
Даёт представление на одном дыхании.
Прокрутил воспоминания через усилитель чужого восприятия и на этом функция слушателя исчерпана.

Он быстро устаёт от людей.
Уходит не прощаясь.
Обрубает контакт.

Закроется в своей квартире в Замоскворечье и не отвечает на звонки.
Или бродит по городу один.

У Светки новая любовь – лучший друг Андрея Олег.
По её словам Андрей невыносимо страдает.


Обычно встречаюсь со Светкой у неё дома.
Вдруг зовёт выйти в люди.
Что одеть?
Стараюсь об этом не думать.
Чаще всего надеваю ситцевое платье, белое в мелкий лиловый цветочек.
Ношу его уже 2 года.
Буду носить ещё 5 лет.
Даже когда времена изменятся и мой гардероб станет более разнообразным, буду чисто автоматически надевать это платье в периоды апатии и депрессии.
У меня в нём вид вне времени. Такие и полвека назад носили. И сейчас в деревнях носят.
Оно единственно приемлемое из того, что мама сшила.
Она упряма. Лучше не говорить, что носить нечего.
А то сядет шить.
Машинки нормальной нет.
Есть истеричный неуправляемый аппарат, который жуёт ткань и нитки.
Мама роется в ворохе старого тряпья. Вырезает лоскуты. Сшивает нечто кургузое и поздравляет меня с обновкой.

19 апреля 1980.

Суббота.
Моё знакомство с Андреем состоялось первым по-настоящему тёплым днём в году.
Светкина инициатива.
Решила проверить силу своих чар.

Андрей чем-то на Маяковского похож, только светлый.
Глаза ярко-зелёные.

Светка и Андрей никогда не думают, что одеть.
Светке мать из Франции привозит.
Андрею в «Берёзке» покупают.
Глядя на них, думаю: «Какая же я рванина!»

Но сегодня я вроде ничего.
На мне самое лучшее:
Индийские джинсы за 15 рублей (подделка под американские. Издалека как настоящие. Отстояла огромную очередь в Лужниках).
Бежевая рубашка. За 8 рублей купленная в «Детском мире», нейтральная классика.
Коричневые туфли на каблуках (колодки для пыток из дубовой искусственной кожи за 10 рублей. Купила ношеные у сотрудницы. Та носить не смогла). Зато выглядят как за все 50 рублей.



Договорились встретиться у кинотеатра «Россия».

Никогда не видела Светку такой расфуфыренной.
Казалось, она относится к одежде небрежно.
В её гардеробе, что не возьми – всё шикарно.
Но сегодня она вырядилась с особой тщательностью - прямо модель.

Мы с Андреем сразу о ней забыли.
В любовном треугольнике двое всегда против одного.

Но Светка капризно и сосредоточенно напоминает о себе.
Думает, что умеет манипулировать.
У неё билеты в кино на фильм «Обыкновенный фашизм»- общая для нас евреев тема.
Билетов только два.
Но я мастер спорта по ловле лишнего билета.
Некоторые мужчины покупают второй билет, чтобы с девушкой познакомиться.
Мне попался какой- то психопат. Схватил за локоть: - «Куда пошла!? Всё равно рядом сидеть будем!»
Поменялась с Андреем местами.
Лучше бы со Светкой.

После фильма настроение ужасное. Сработала генетическая память.
Особенно врезались в память снимки Львовского погрома.
Через четверть века выясниться, что погром устроили не фашисты (те только фотографировали) а гражданское население. В издевательствах с большим азартом принимали участие малолетние дети.
Некоторые изуверы шли на погром как на праздник – нарядные, с музыкой, с песнями.

Андрей быстро справился с мрачным впечатлением.
Пытается нас развеселить. Пригласил к себе.
Дорогой увлекательно болтает, рассказывает смешные анекдоты.
Сияет. Затмил собою страшный фильм.

Мы идём по улице, которая кажется такой знакомой.
Ещё бы!
Если в фильме действие происходит в Москве – то чаще всего на этой улице - Новокузнецкой.
В любимом фильме 70 х «Романс о влюблённых» молоденькая парочка едет на мотоцикле по Новокузнецкой. Кадр многократно повторяется.
Улица кажется бесконечной - именно такой – солнечной, апрельской.

Светка хоть и живёт в шикарной большой квартире, но обстановка там мрачная. Чувствуется, что под одной крышей находятся разобщённые разочарованные люди. Их чёрные мысли бродят, как тени.
Окна квартиры выходят на тоскливый двор и стену типового дома.

Андрей живёт на верхнем этаже высотки на солнечной стороне.
Из окна открывается весь простор Замоскворечья.
На подоконниках в горшках и кадушках процветают растения.
Беспорядок, но пахнет свежо и приятно.
Пытаюсь определить, чем.
Незнакомый запах.
Наверное, так пахнет счастье.
1980
Москва.
Мне 18.
Моё знакомство с Андреем состоялось первым по-настоящему тёплым днём в году — 19-го апреля.
Сходили втроём в кино.
А потом пошли к Андрею.

Он на кухне готовит нам чай с бутербродами.
Мы со Светкой сидим на балконе и смотрим вниз.

Ветер по-летнему тёплый.
Деревья ещё голые.
Замоскворецкие дворики пока не залитые зеленью
просматриваются насквозь.

- А вон там живёт Олег - Светка показывает куда -то совсем рядом.
Не смотрю. Мне не интересно.

Светка быстрым шёпотом рассказывает о бурном развитии романа.
Зачем об этом сейчас?
Ей, наверное, хочется, чтобы Андрей услышал.

Перебрались на кухню.
У Андрея кроме чая с бутербродами ещё и вино нашлось.
Хорошо сидим.
Я перегнулась через стол, плеснуть в бокал ещё вина.
Почувствовала задом весьма заинтересованный взгляд.
Может Андрей и страдалец, но не в плане высоких чувств.

Потом не раз будет упоминать, что любит округлые формы.
У меня с этим порядок.
Не то, что Светкины мощи.

К сожалению, мне пора уходить.
Чинно сообщаю, что иду в театр с женихом.
Андрей улавливает иронию.

Разве у меня может быть как у людей?

Есть так называемый жених - отмазка в собственных глазах и в глазах общественности.
Познакомилась полгода назад у центральной синагоги, куда в субботний вечер меня притащила мама.
Жених на десять лет старше. Студент последнего курса Политехнического. Из провинции. Хочет остаться в Москве. Родители состоятельные.
Готовы купить кооператив.
Мама спит и видит, чтобы я из комнаты съехала.
Жених воспринимает меня всерьёз.
Водит в театры. Дарит цветы.
Бессовестно принимаю ухаживания.
Он нормальный.
Нормальные мне не интересны.
Сегодня идём смотреть премьеру «Леди Макбет Мценского уезда» в театре Маяковского.
С Гундаревой в главной роли.
Это одна из наиболее значительных постановок в истории Театра Маяковского, которая потом с успехом будет идти в течение 13 лет.
Никто не сыграет Екатерину Измаилову лучше Гундаревой.

Но для меня это сейчас не важно.

Наступает поворотный момент моей жизни.
Я прошу Андрея проводить меня до метро.

Сама бы не заблудилась.
А вот с ним наверняка.

У Андрея нет понятия о направлении и времени.

Вдруг вижу, что за окном пасмурно.
Или у меня в глазах потемнело?

Андрей надевает старое чёрное пальто ( наверно отцовское).
Выходим из квартиры.
На площадке нет света.
Он оборачивается.
Лицо белеет как планета в космосе и весь он в дымке.

Я чувствую холод, запах первого снега и костра.

За спиной Андрея на стене, словно дрожавший фон проектора старого кино - вид бескрайних заснеженных лесов.
В кадре на Андрея спроецирован его двойник в шинели и будёновке.
В воздухе висит пар нашего дыхания.
Я тоже чувствую раздвоение.
В сознании мелькают узнаваемые сцены чудовищной жизни уличной девчонки, жившей полвека назад.
Одета в шелка с чужого плеча.
Губы в пунцовой помаде.
Красные туфельки на высоких каблуках.
Мне бы пошёл стиль ретро.
Души двух влюблённых прошли сквозь нас навстречу и исчезли, оставив острый импульс нежности и безнадёги.
Нас c Андреем толкнуло друг к другу.

Паранормальное явление отняло силы.
Уткнувшись в лацкан пальто Андрея, я на минуту заснула.

Очнувшись, стряхнула наваждение.

У тех привидевшихся ребят были, наверно, большие проблемы.

Мы с Андреем не раз усомнимся в видении и в полученном в связи с ним даре чувствовать больше, чем полагается.

Иногда будем думать, что сошли тогда с ума.
Недоброжелатели попытаются нас в этом убедить.

Смотрю на часы. Шли верно. Теперь отстают.

Была в театре приведений.
Пора в театр Маяковского.
Опаздываю.
Но не тороплюсь.

Потянуло блуждать по замоскворецким дворикам, по петляющим следам прошлого и будущего.
Полученный импульс не затухает. Энергетическая пробоина пышет жаром.

День такой тёплый.
Ветер ласковый.

Через 15 лет 19 е апреля не будет таким ласковым.
Ветер будет плевать в лицо мокрым снегом.
Замоскворецкий дворик покажется сиротливым и грязным.
Андрей уже не такой сильный, но всё равно, сильнее меня, беременной на последнем месяце.
Моя беременность станет первой проблемой в его беззаботной жизни, настолько невыносимой проблемой, что ему захочется забить меня до смерти в пустой подворотне. Но я скажу ему, что не боюсь и по мере сил дам отпор. Он струсит, отступит. Времена уже не те. Отмазать будет некому.
Лицо Андрея снова примет человеческое выражение. Но не в моих глазах.

Тень будущего промелькнёт мгновенно.
Мы и не заметим.

Жених привык, что я вечно опаздываю.

Вскоре он устанет обманываться. Найдёт себе другую невесту – москвичку.
Женится. Заведёт детей.
Я буду искренне рада.

1980
Москва.
20 мая.
Светка звонит. Предлагает встретиться. Хочет познакомить со своей новой любовью – Олегом, о котором так много рассказывала.
Светка говорит, что Андрей тоже придёт.
Я прискакала окрылённая.
Стоим с ней у метро «Университет».
Звоним Олегу. Не отвечает.
«Позвоним позже» - говорит Светка.
Куда теперь?
Едем на другой конец города к знакомому её отца.

Скучный бледный слизняк лет сорока разливает по стаканам дешёвое вино, включает музыку, зовёт танцевать.
Светка танцует. Я нет.
Хозяин предлагает заняться сексом втроём.

Я предлагаю нам уйти.

Оба удивлены - я предложением, хозяин отказом.
Оба недовольно смотрим на Светку.
Она между двух огней.
Выбирает меня.
Уходим.

- Теперь куда?
- К Олегу.
- Он же не отвечает.
- Спит пьяный. Придём – откроет.


Выходим из метро Новокузнецкая перед самым закрытием.

Я замёрзла и устала.
Поэтому когда пресловутый Олег открывает дверь, я искренне рада.
Совершенно пьяный.
Светка не раз говорила, что он намного красивее Андрея.
Не сказала бы.
Среднего роста, одутловатый, рыхлый брюнет наших лет.
Глаза красивые – ярко бирюзовые. Чернобровый. Длинные пушистые ресницы. Взгляд насмешливый, холодный.
Алкоголь не разгоняет его тоску.
Представляю, каково ему трезвому.

Будущее покажет - не смотря на вечную меланхолию, Олег всегда при деньгах.
Он хитрый и практичный.
Но из-за пьянства не дотянет и до сорока.

Оставляю парочку наедине.
Иду спать в соседнюю комнату.
Отключаюсь сразу.

Утром просыпаюсь от чувства, что что-то произошло.
Светка какая- то особенная, значительная – вся светится.
На женщин в первый день беременности находит красота.

Буду цепляться за это воспоминание.

За время своей беременности Светка измучает меня разговорами о том, что не знает кто отец ребёнка.
У неё и с Андреем в эти дни был секс и с другими.
Она будет утверждать - Андрей надеется, что это его ребёнок.

Узнав об этом заявлении, Андрей разразиться громким хохотом.

Через 4 месяца приеду к Светке в загородную больницу, куда её положат на сохранение.
Андрей с Олегом тоже приедут.
Светка сядет Андрею на колени, станет обнимать и манерно сюсюкать.
Наши с Олегом вытянутые физиономии покажутся Андрею забавными: - «нет у людей чувства юмора»
Олег тихо скажет мне: -«Пошли».
Я возьму его под руку.
Поедем к нему домой и напьёмся.
Хоть и пьяный, он попытается позаботиться обо мне: приготовит еду, включит музыку, будет развлекать смешными историями.
Я разрыдаюсь как героиня мелодрамы и пойду спать в другую комнату.
Лягу, свернувшись зародышем.
Проснусь от того что голый Олег развернёт меня как лисица ежа.

Родители Олега и Светки договорятся. Брак зарегистрируется.

«Последний раз я видел Олега удаляющегося с тобой под руку» - скажет мне Андрей через 15 лет, когда ему захочется похвастаться перед ним нашим новорожденным сыном.
После стольких лет он, наконец, позвонит Олегу и пригласит приехать ко мне.
Но встречаться с другом не хватит духа.
Андрей уйдёт перед его приходом.
Скажет: -«Приглашать его – это удар ниже пояса».
Незадолго до этого Светка эмигрирует с кучей своих чумазых, нечёсаных, неизвестно от кого рождённых детей.
Потом услышу вскользь от центрового таксиста: - «тут одна цыганка у «Интуриста» ошивалась. Детей у неё как мышей. Ишь ты – на Запад свалила»

28 мая 1980.
Четверг.
Серые будни окрашиваются мыслями об Андрее.
Накручиваюсь, зацикливаюсь.
Краски становятся всё интенсивнее.
Чувствую, как из вялой, прагматичной холоднокровной становлюсь теплокровной, стремительной, нерациональной.

И вдруг оказываюсь сидящей у него на коленях в его квартире .
Это не телепортация.
Просто, погружённая в думы, не заметила, как пришла.
Там ещё какие- то люди – его товарищи геологи.
Он пьян. Хорошо держится. Смотрит очарованно и удивлённо, словно я материализовалась из его желания.
Начинаем целоваться медленно, созерцательно.
Мысли не уносит ни в прошлое, ни в будущее.
Мы тормозим течение времени.
Глаза Андрея так близко, что больше ничего не видно.
От алкоголя они меняют цвет - из зелёных в голубые.

Сколько я здесь?
Минут 20 – 30?
Пора уходить.
Завтра рано на работу.

Он пытается удержать.
Но я как стойкий солдатик.

Никто меня так не обманывал я сама себя.

Бояться нечего.
У меня женские дела.
Гарантия - секса не будет.
Загляну и сразу уйду.
У него наверняка ещё кто-нибудь дома.

31 мая 1980.
Воскресенье.
Восемь часов.
Вечер такой шикарный. Бархатный.
Солнце раскрасило мягкими масляными бликами стены замоскворецких двориков.

На душе бравада.

Андрей открывает и радостно смеётся. Глаза голодные.
Тянется ко мне.
Ловлю, отвожу его руки.
- Мне нельзя. Я ненадолго.
- Да конечно. Без проблем. Ничего не сделаю. Слово даю.
Детским шёпотом продолжает обещать неприкосновенность, а происходит всё наоборот.
«Продолжай врать. Не останавливайся»


1980
1 июня
Понедельник.
Задремала или была в обмороке от потери сил?
Проснулась, дрожа как загнанная лошадь.

Ночи не было. Неизвестно куда делась.
Мы перепробовали всё что нельзя.
Это не раскрепостило. Скорее наоборот – добавило неловкости, отдалило.

Мы похожи на двух грешников вылезших из ада, покрытых сгустками чёрной крови.

На работу пора. Не могу пошевелиться.
Он спит холодный, как мертвец. Пытаюсь до него дотронуться. Становлюсь ещё холоднее.

Кажется, целую вечность лежу с этим грязным покойником.
И сама я грязный труп.

Всегда буду бояться его спящего. Он не помнит снов.
За годы общения разбужу один раз. Обрадуюсь, что, наконец, удалось.
И напрасно.
Он чуть не разобьёт мне лицо. Проснётся, не понимая, где и с кем.

Кое- как соскребаюсь с постели.
Иду на кухню. Ставлю чайник.
Возвращаюсь в спальню. Пристально смотрю на него - хоть бы пошевелился.
Открываю шкаф. Роюсь в ворохе одежды. Нахожу старый халат ( наверное его матери)
Принимаю душ. Вспоминаю, как за ночь мы несколько раз мылись в душе вдвоем, а через минуту снова становились липкими от крови.

Сижу на кухне. На столе пачка журналов «Наука и жизнь».
Перелистываю.
На последних страницах одного из журналов хорошая фантастика.
Погружаюсь в сюжет. Пью чай.
Прекрасный вид из окна. Прекрасная погода.
Всё!
Хватит!
Расселась!
Ясно чувствую, как это место отторгает меня.
Одеваюсь.
Ухожу.

О том чтобы на работу не может быть и речи.
Рискую к врачу.
Жалуюсь на страшную слабость, головную боль и менструальное недомогание.
Бюллетень дали.
Чудеса!
Сейчас бы домой и рухнуть.
Как бы не так!
Мама ещё с прошлой недели бюллетенит. Проблемы с желудком.
Только и ждёт.
Позвонила ей накануне, сказала, что ночую у подруги
Ответила: - «Немедленно домой или можешь вообще не возвращаться»

Сегодня у меня нет сил отдыхать в метро.

Еду к Светке.

Полулежу у неё на диване.
Она сидит у изголовья как терапевт.
Вкрадчивым голосом посвящает меня в интимные подробности отношений с Олегом.
Потом выуживает подробности свидания с Андреем.

Передаст ему слово в слово.

Волна его гнева потушит свет в нашей страсти.

Дальше мы будем планомерно уничтожать друг друга.
«Порочная связь» - прокомментирует он через 15 лет.
Какая – никакая – а связь.

Мне снился стук колёс набирающей разгон осени.
Товарный поезд набитый молодёжью. Везут как скот.
Весело играет гармошка.
Повсюду агит-плакаты, знамёна с призывами к строительству коммунизма.
Кочегары революции забрасывают в топку осени жаркие комсомольские сердца.
Разгорается вера, что всё они герои. Едут строить светлое будущее в добровольно – принудительном порядке.
Вдоль дороги всё ярче занимается листва.

Мелькают станции и полустанки, увязшие в грязи телеги, измученные люди в потёртых шинелях - те, у кого нет сил ехать дальше.
Тридцатые годы.
Большое путешествие в Сибирь.

В складках тёмных туч, как кровавый надрез блеснул горизонт.
Меня тянуло в этот красный туннель как пищику в пылесос.

Сон оборвался и оставил за собой шлейф запахов костра, леса и первого снега.
Этот сон повториться ещё не раз.
Увидев первый раз, проснулось с седой прядью шириной в полсантиметра справа от макушки.
Седина в 18 лет - моя вакцинация от старости
К тому времени, когда ровесники полностью поседеют, сохраню прежний цвет волос за исключением этой прядки в полсантиметра шириной. Укладываю волосы так, что её не видно.
Осень безвозвратная. Часть третья

1980
1 июля.
Ещё не знаю, что Светка меня заложила.
С тех пор связь с Андреем потеряна.

Мои страдания протекают под чутким наблюдением подруги.
Утешает и развлекает.
Помогает в поисках Андрея.
Даёт список телефонов, по которым я безрезультатно названиваю.
Таскает на канцеры бездарных эстрадных артистов.
У неё родственники - потомственно-бездарные артисты. Кто – то из них уже заканчивает карьеру, кто- то начитает в том же духе.
Концерты бесплатные.
Проходят в клубах и красных уголках разных предприятий.
Профсоюзы для отчётности устраивают для работников культурные мероприятия.
Знаменитостей приглашать дорого.
Формальным отношением к искусству и кормятся бездарности.
Артисты приглашают знакомых для количества.
Ограниченность пространства и малочисленность публики создаёт впечатление приватности.
Светка шёпотом посвящает меня в пикантные подробности из жизни выступающих, а так же травит душу рассказами об Андрее.

1 августа 1980.
День сухой и серый.
Мы со Светкой играем в Анну Каренину - бредём по трамвайным путям от Новокузнецкой по направлению к набережной.
Спотыкаемся.
В душе дисбаланс.
Приближающиеся трамваи истерически трезвонят.
Спрыгиваем в последнюю минуту.

Мы обе осунувшиеся, бледные. У Светки токсикоз. У меня мнимый токсикоз.

Мне бы Светкин опыт – не запорола бы так бездарно секс с Андреем.
Спрашиваю, когда и как она начала.
С одухотворённым выражением Светка выдаёт романтическую версию:
С двенадцати лет она начала ускользать по ночам из дома гулять на Ленинские горы.
В тринадцать на одной из таких прогулок её встретил и дефлорировал представитель более высокой культуры - тридцатилетний англичанин, учившийся в университете. она гордится и бравирует.
- Долго встречались?
- Один раз. Утром он уехал в Англию.
Ни капли сожаления. Даже гордится.
Как я поняла – дяденька был не местный, говорил с акцентом, но вот из какой страны или республики он был родом – это уже другой вопрос.
Поражаюсь Светкиной способности мириться с реальностью.
Я плюю реальности в лицо.

Переходим мост.
Выходим на Садовническую набережную.

Место безлюдное.
Как будто всё живое утонуло в монолите пыльного бетона.

Идём молча.

Не знаю, куда.
Не спрашиваю.
Мне всё равно.
Вдоль набережной череда старинных фасадов – один замызганней другого.
Низкие, почти непроницаемые от грязи окна первых этажей.
Светка вглядывается одно из таких окон.
В комнате за столом спит, положив голову на руку Олег.
Перед ним стоит стакан.
Светка отрешённо улыбается.
Стучит в окно.
Олег спросонок опрокидывает на себя стакан.
Оба смеются.
Идёт открывать.

Внутри заскорузлость. Огромная коммуналка. Высокие закопчённые потолки, облупленные стены.
Помещение кажется казённым.
Обитатели - суровые старики и старухи не раз бывали в местах заключения.
Видно по лицам.
Это истинные москвичи – старожилы, хранители тайн столицы.
Один из обитателей коммуналки - дядя Олега – сухой старик в засаленном пиджаке.
Увидев нас, молча уходит.
В его глазах мы люди легковесные.

У Светки с Олегом свои разговоры.
Чувствую себя лишней.
И тут появляется Андрей.
Со мной не здоровается.
Ставит на стол бутылку портвейна.
Разливаем по стаканам.
Андрей смотрит сквозь.
Встаю. Направляюсь к двери.
Он ловит меня. Затаскивает в смежную комнату, крохотную, словно камера.
В комнате пахнет папиросным дымом.
У стены узкая кровать со смятым несвежим бельём.
Андрей кидает меня на эту грязную постель.
Я не хочу секса, просто хочу побыть с ним.
А он наоборот.
Пытаюсь о чём- то говорить. Он не смотрит мне в лицо.
Только твердит: -«Молчи».
Злится, торопится.
Единственный способ удержать ненадолго – это уступить.
Кончив, он сразу уходит.
Сижу на кровати словно оглушенная.

Светка ещё в школе говорила, что хочет иметь много детей.
Теперь она на пути к цели.
Я тоже хочу.
Но пока с Андреем не будет обратного соотношения сил, ничего не получится.

Получится лишь через 15 лет.
Когда я буду более – менее на среднем достатке, а он безработным алкоголиком снимающим углы.
Тогда в женской консультации врачиха осмотрев меня, сядет писать направление на аборт. На мой вопрос ответит вопросом. Потом, смерив меня взглядом, скажет железным голосом: - «Только давай договоримся – поставлю на учёт. Будешь к нам ходить. Только чтобы не было потом - вдруг исчезла. Знаю, как детей продают.»
Моё удивление пересилит возмущение.
Тогда она совсем другим голосом скажет:- «Ножки надо в тепле. А то на каблучках в бумажных сапожках. Зима на дворе. Побереги ребёночка.»
У врачихи глаз намётанный.
За последующие месяцы хождения в консультацию буду встречать только 2 типа беременных – миллионерш и сумасшедших.

Потянет проверить Андрея на вшивость, а врачиху на верность диагноза моего социального положения.
Расскажу ему о её подозрениях.

Дела его пойдут всё хуже.

Незадолго до рождения ребёнка он заявит с энтузиазмом: - « нашёл покупателя! 50 тысяч долларов дают за чистокровного еврейского ребёнка.
А что? Сама тему подняла.»
Ближе к развязке он скажет ещё много всего в этом роде.
Не повешусь из принципа.
Не дам ему повода разыгрывать безутешного и клянчить на выпивку.
Он обмолвится вскользь, что мечтал о такой перспективе.
Параллельно Андрей будет мечтать о сыне, в день рождения которого он, как полагается гордому отцу, засияет от счастья.
Пообещает встретить из роддома.
Напрасно прожду его у дверей с ребёнком на руках.

********
Снова запахло лесом и костром.
Возвращение в знакомый сон:
Слышится стук колёс товарного поезда летящего из жаркой осени в зимнюю стужу.
1930
Москва.

Сейчас мне на вид около 18 ти
Я о себе ничего не знаю.

Мелькание вагонов.
Падение. Боль. Удаляющийся с поездом женский крик.
Наверное, это была моя мать.

Вот и вся память о прошлом до того как меня хозяева нашли- подобрали.
От удара память разбилась.
Остались осколки: обрывки фраз, образов, запахов.
Всё что мне удалось сложить из этой мозаики – небольшие несвязанные эпизоды. Но я пытаюсь и не оставляю надежду.

Потом 10 лет бродила с хозяевами, пока попала в облаву.
Хозяева прозвали меня Соней.
Не потому что это моё имя, а потому что поспать любила.
Ни имени не было, ни документов.
Пряталась, прежде чем заснуть.
Спала вполглаза, вполуха. хозяева кликнут негромко – я как из-под земли.

Когда во время облавы меня от хозяев отняли, не сразу обрадовалась.

Привыкла не думать. Привыкла делать, что говорят, даже если очень не хочется. Хозяев ослушаться боялась.

Теперь тоже в неволе. Заперли в вагоне и повезли.
Но всё лучше чем с хозяевами.
*******
Поезд, набитый молодёжью, едет навстречу будущему окутанному снежной мглой.
Бывший маргинал везут в товарных вагонах. Пассажиры четвёртого класса: воры, проститутки, бродяги.
Власти предоставили им шанс - построить в Сибири светлый мир.
В большинстве своём они подонки. Обожженные сердца.
Неизвестно что лучше - перековка или расстрел.

Состав идёт под охраной отряда красноармейцев.
К поезду прибился дурачок.
Лепечет себе что-то под нос.
Не отвечает, если обращаются. Одет в грязную, изношенную военную форму, неизвестно каким войскам принадлежащую. Босой, одутловатый, весь в язвах и лишаях. Пересаживается из вагона в вагон, чавкая, с жадностью подъедает из котлов арестантскую баланду.
За арестантами строгий надзор. За попытку побега расстрел.
Но почему – то дурачка не гонят.
Со временем пассажиры замечают, что охрана его просто не видит.

Холодает.
Поезд приближения к месту назначения.
Энтузиазм сходит на нет. К дурачку - попутчику привыкают.
И понимают что имя ему – Смерть.

*****
1980
Москва.
15 сентября.

Вздрогнув просыпаюсь среди ночи. Сажусь в постели. Крепко обняв себя, беззвучно плачу.
Вдруг становится ясно, зачем я нужна Андрею со Светкой - для упражнений по самоутверждению.

Мама отдыхает в подмосковном санатории.
Езжу к ней через день ( когда не работаю)
Дремлю в электричке с полузакрытыми глазами.
Сквозь сонную дымку любуюсь проносящимися мимо осенними пейзажами.
То и дело вваливаются в вагон навьюченные дачники, загромождают всё корзинами с яблоками и букетами гладиолусов.

Санаторий располагается в старинной усадьбе.
От ворот усадьбы идёт дорога, по обе стороны которой семеричный пейзаж: поля отороченные лесами.
Вид - как раскрытая книга.

Сплю в кресле, укрывшись пледом на балконе маминого номера.
Брожу по прилегающему к санаторию запустелому саду.
Там целая плантация одичавшей смородины.
Ягоды хоть и перезревшие, но всё ещё сладкие.
В густом вечернем тумане вдоль кустов бродят как призраки силуэты отдыхающих.


1980
1 ноября.

Услышав голос Андрея, вешаю трубку.
Хочу отвлечься, чем-нибудь заняться. Всё валится из рук.

Светка с Андреем не оставляют попыток возобновить контакт.
Звонят. Просят позвонить знакомых.

Ставлю крест на этих играх, ведущих в никуда.

Гуляю среди крестов в Новодевичьем монастыре.

Когда училась в художественной школе ездила сюда на этюды.

Возобновляю заброшенное занятие. Достаю из этюдника кисти, краски.
Новодевичий монастырь поэтичен в завершающих мазках осени.
Страсти отходят на задний план. На душе светлеет.
Прихожу сюда каждый день.
Духовно возрождаюсь.

Вдруг замечаю, что за мной следят.
Из-за кустов выглядывают какие –то мужики, явно сомневающиеся в моём духовном возрождении.
Откуда взялись? Раньше никогда их здесь не видела.
Наконец один подходит:
- Что делаешь?
- Не видишь что ли? Рисую.
- Куда потом рисунками деваешь?
- Куда надо туда и деваю.

Думают, я картинки туристам продаю, цены им перебиваю.
Сами этим занимаются.
Доказывать, что не жираф не пытаюсь.
Решают договориться со мной - такой хитрой, по-хорошему и принимают в свою артель.
Осторожно выясняю почём картины продают.
Цены ошеломляющие – от 25 ти до 100 рублей. Если учесть что акварели – раскрашенные распечатки. Масло – наклеенные на дощечки, покрытые толстым слоем лака репродукции.
Неужели покупают?
Ещё как!
Подъезжают интуристовские автобусы с расфуфыренными стариками и старухами из капиталистических стран.
Туристы скупают картинки набегу, боясь отстать от группы.
То, что для них походя брошенная мелочёвка, для меня состояние.
Вместо возрождения духовного наступает возрождение экономическое.

Остаются считанные дни до смерти Брежнева, при котором официально продавать свои картины имеют право только члены союза художников и только через салоны.

Хожу в Новодевичий через день (когда не работаю)
Придя, долго не могу согреться.
Я добытчица.
Мама хвалит, не нарадуется.
Что заработаю – до копейки отдаю ей.
Она окружает меня заботой. Несёт горячий чай с мёдом, грелку, плед.

Вспоминаю сентябрьские поездки в санаторий.
Дома за столом рисую старинную усадьбу по памяти. Населяют её образами из своих фантазий. Они разные – красивые и безобразные.
Особенно хорошо получается рисунок запустелого сада на закате. На его фоне среди кустов смородины стоит покрытый язвами дурачок в изношенной военной форме неизвестного рода войск. Возвращаюсь к этому рисунку снова и снова. Дорабатываю детали.

Довольная прошедшим днём, собираюсь спать.
И вдруг понимаю, что мне просто необходимо позвонить Андрею.

У него другой голос, когда один – более чистый. Не рисуется. Не изображает своего в доску парня.
Мнительный.
Боится или раскаивается?


Через час я у него.

Андрей внимательно рассматривает мои акварели на тему старинной усадьбы.
- Не знал, что ты так умеешь.
- Я же говорила что, училась в художественной школе.
- Не слушал.
Вздрагивает, увидев рисунок с дурачком в кустах смородины.
- Ты что?! Не надо трогать эту тему.

Прихожу к нему каждый день с этюдником после Новодевичьего.
Пьём чай, разговариваем. Теперь мы просто товарищи. Интересно вместе.
Постепенно начинаю ему доверять.

Не помню о чём это мы.
Он протягивает мне чашку чая. Я случайно касаюсь его руки.
В тут мы оба соскальзываем с тормозов.
Начинается то, что называют сексом знающие люди, а не бестолковые молокососы, когда вдохновение берёт разгон на высокой волне, и наступает полная синхронность.

Потом незаметно вместе засыпаем.
А просыпаюсь я словно одна в лесу, дрожа от холода и ужаса.
Мрак внутри и снаружи.
Он лежит рядом как каменная глыба покрытая льдом.

Панически сгребаю одежду. Кидаюсь в ванную. Долго стою под горячим душем.
Когда выхожу, в квартире горит свет. На кухне кипит чайник.
- Ты куда рванула?
- На работу.
- Попей чаю и вот тебе деньги на такси.


- Давай справим новый год вместе?
- Давай. Я познакомлю тебя с родителями.

31 декабря 1980.
В этот день по графику работаю.
Прихожу домой уставшая.
Начинаю собираться.
У соседей гости.
В ванную не пробиться.
Толком не привести себя в порядок.
Времени мало.
Складываю в сумку свой паек к праздничному столу Андрея: банку красной икры, бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет.
Нападает психоз - нечего одеть.
Обычно мы с мамой справляем Новый Год вместе.
Жалко оставлять её одну.
Она не хочет меня расстраивать.
Пригласила двух людей, с которыми недавно познакомилась у синагоги: мужчину и женщину средних лет.

Мужчина приходит в 21. Хотя договаривались на 22.

Своим присутствием он очень мешает мне в последних сборах.

Вид у гостя жалкий.
Мочит. Физиономия кислая. Взгляд суетливый.
Достаёт малюсенькую бутылочку дешёвого красного вина.
Садится без приглашения за накрытый праздничный стол, по -хозяйски открывает стоящую в центре стола бутылку шампанского, наполняет бокал за наше здоровье и начинает торопливо, жадно есть.
Наевшись, уходит с пожеланиями счастья в Новом Году.
В воздухе ещё долго висит запах прогорклого огуречного одеколона.
Мы с мамой обескураженно смотрим разорённую красоту праздничного стола: на развороченные салаты, раскуроченную заливную рыбу.

Мне пора.
Обнимаю маму. Обещаю позвонить, как только начнут бить куранты.

Всю дорогу неспокойно на душе.
Понимаю что опаздываю.
Нужно было дать контрольный звонок перед уходом.

Прибываю на место с опозданием на полчаса.
Андрея нет.

На звонки не отвечает.
Мы договаривались справлять Новый Год у его родителей.
Они живут на другой квартире.
Адреса туда не знаю.
Но есть телефон.
Звоню.
Тоже не отвечает.

Всё ясно.



Делать нечего.

Тороплюсь домой в страхе встретить Новый Год на улице.

Мама рада, что я вернулась.
Гостья молча ест. Принесла с собой свои тапочки.
Больше ничего не принесла.
Она, как и предыдущий гость принадлежат небольшой группе полусумасшедших профилирующих у синагоги по новичкам.

Мама потом ещё встретит у синагоги настоящих друзей.

Кстати пригодился неизрасходованный паёк.
Открываем шампанское и банку с икрой.
Надеюсь утешиться ежегодной программой «голубой огонёк», и последующим концертом.
Но в этот несчастный 1981 Новый Год какой- то негодяй урезал программу «Голубого Огонька», а после запустил хоккей.
Горько вздохнув, иду спать.

2 января 1981.
Звонок!
Наверное, Андрей!
Нет. Это Олег.
Зачем он звонит? Пытается завязать разговор. Пытаюсь вежливо его закончить. Напоследок бросает:
- Андрей делится с народом впечатлениями. Говорит, ты изменилась.
- В каком смысле?
- Стала намного лучше в сексе. Рекомендует.

Не верю. Не мог Андрей так сказать!
Светка на последнем месяце.
У Олега просто психоз и озабоченность.

Как выяснится потом, Андрей честно прождал меня двадцать минут в условленном месте вечером 31 го декабря 1980 го.
Может, не привык ждать?
Не знает, что я вечно опаздываю?

Но я чувствую, что он просто хотел, чтобы я пришла.

Светка мне многое рассказала о нём прошлым летом.
В том числе о его первой любви, когда ему было 16.
Была у него такая Гуля Хабибулина из татарской слободки в Красногорске.
На ней он женится в 1992.
А после татарская слободка набьётся в его жильё и вытеснит его в сумасшедший дом.

А накануне несчастного 1981 го Нового Года он случайно пересёкся с Гулей на какой- то вечеринке. Не то чтобы снова воспылал, но связь со мной была нарушена.
Он ещё не знал, что от этого случайного перехлёста Гуля оказалась в интересном положении.
Но он, видимо, предполагал такую вероятность.

После нашего последнего свидания я тоже нахожусь в интересном положении.

Чувствую, как процесс идёт.

1 февраля 1981
Андрей звонит.
Ничего не спрашиваю.
Договорились встретиться.

Сижу на кухне у него на коленях. Хочется так и заснуть. Он совсем не против.

- У меня такая нежность к тебе. Я счастлив. Я позабочусь о тебе в любом случае.

Когда он это говорит он очень красивый. Никогда ещё не видела его таким.

Спросонок рассказываю про звонок Олега.
- Ты правда сказал : « Рекомендую»?


Он резко встаёт. Смотрит в сторону:- ”Олег иногда такой зануда!»

Значит правда.


20 февраля 1981
Странно хихикая, Андрей рассказывает притчу:
«Было у мужика 2 кролика. Решил одного зарезать. Потом подумал: -«Одного зарежу, другой заскучает». Зарезал обоих.» и уезжает с геологами в Сибирь, не попрощавшись.

Процесс деления клеток прекращается.

Через десять с лишним лет этот номер с исчезновением не пройдёт.
Процесс деления клеток завершиться закономерным результатом.
Мы с Гулей родим ему детей.
Но наши не рождённые дети, как персональные демоны, будут вечно маячить за спинами у детей рождённых, диктуя им неадекватно жестокие поступки.

Конечно, полной синхронности у нас с Гулей не было.
У детей небольшая разница в возрасте.

Но сейчас - в феврале – марте 1981 Андрей банканул себе чёрной энергии за содействие двум убийствам – кайф мощный, но быстро проходящий.
Потом признается, что мечтал ещё раз испытать нечто подобное.
Проблема в том – что когда чёрный кайф заканчивается, другие источники энергии надолго перекрыты.
Наступает жестокий кризис.
Чтобы решить проблему нужно по-быстрому ещё кого-нибудь убить.
Он боится сесть в тюрьму.

Остаётся страдать от жестокого энергетического голода.



*****

Не могу отдышаться, вынырнув из глубокого колодца времени
Сон о прошлой жизни ярче жизни настоящей.
Прокручиваю в памяти, чтобы не забыть:

1930
Сонька:
«Сколько себя помню - жила под хозяевами. По-другому не знала.
Строго держали. Глаз не поднимала.

Как в поезде оказалась – всё интересно. Спать не хочется. Летят навстречу дали бескрайние. Что не досмотрела – то потеряла.

Состав прибывает на заметённую снегом станцию.
Молчание.
Их никто не ждёт. Не встречает.
Люди в вагонах страдают от холода.
Они голодны. Продовольствие для арестантов подошло к концу.
Красноармейцы из отряда охраны разводят костры.

Появляется местный комиссар.
Кипит от возмущения:
- Я же телеграфировал! Зачем их сюда привезли?! Работы для них нет! Куда я их дену?! Ни хлеба, ни жилья!

*****************************************
Осень безвозвратная. Часть пятая


1 мая 1983
Года не прошло, как умер Брежнев.
Следом пойдёт рьяно заступивший Андропов.

Умирающий и совсем никакой он еле держится на трибуне. Помахивает проходящим толпам демонстрантов, словно отмахивается от мух.

Смутно забрезжили надежды.
Лето
Мне 22.

1 августа 1983
Сны о прошлой жизни давно стали частью моей реальности
Другое время отпускает неохотно, дышит незнакомой свежестью, колеблется как чёрная вода в полынье.

1930
Сонька:

Поездка была удачной.
Но вот она закончилась на заснеженном Сибирском полустанке.

Всё сильнее сжимают тиски холода.
Замерзаю.

Кроме блестящих осколков разбитой памяти детства был ещё другой свет, мелькавший между вагонами идущих поездов.

Не привыкла одна.

Когда хозяева стали к мужчинам водить, утопиться хотела.
Духа не хватило.

Оказавшись после облавы в вагоне, прибилась к Валерке Цыганку.
Кругом шпана.
Что я против них могу?

Хозяева меня всё ж таки к приличным людям водили.

Валерка меня спас. В карты выиграл.

Может он и вправду был цыган.
Похож. Кудрявый. Черноглазый.
Подкидыш. Вырос в приюте.

А иногда посмотришь – вроде вовсе не цыган:
Кожа белая, черты благородные, пальцы тонкие.
Куртка гимназиста, белый шарф.
Говорит – с убитого снял.
Куртка вся заскорузлая, изношенная.
Шарф в крови.
Я сначала думала, что это кровь убитого.

Валерку Цыганком прозвали за то, что гадал - ни на картах, ни по руке.
В глаза смотрел и говорил, что было, что будет.
Про прошлое всё сходилось.

Худой, бледный.
Никто его не трогал.
Как глянет в душу – самые задиристые робели.

В вагоне народ рисковый, суеверный.
Ходил слух, что Валерка взглядом проклятье наложить может.
А ещё сторонились, потому что чахоточный.
Кровью кашлял.
Я Валеркина – значит заразная.
Притворно кашляла.
А по мне – лучше чахоточной, чем всех и каждого.

Я ему из благодарности себя не раз предлагала.
Взять не мог.
Больной, слабый.
Как ни старалась.
Говорил: - « не надо»
Я и рада.
Валерка ко мне добрый.

Мужчины, к которым хозяева водили, со мной не церемонились.
Но бывало, попадались которые церемонились понарошку. Такие хуже всех - обещали с три короба, в душу лезли, бежать уговаривали - для малого удовольствия, а потом и знать не знают.

На станциях арестантов под конвоем выводили на перрон – воды набрать и прочее.
Там всегда народ толчётся - торговки, извозчики.
Валерка торговкам гадал.
Стоит в своей прохудившейся курточке на ветру, под дождём, холода не чувствует. Белый шарф его, кровью заляпанный, на ветру трепещет.
Вокруг народ толпится.
Только успеваю деньги за гадание собирать.

Порою думала – в толпе затеряться можно, c поезда сбежать.
А ему всё равно.

Иногда смотрю на него – тощий, руки, ноги как палки.
Болезнь его совсем подточила.

Это он перед лицом смерти такой честный и добрый.
А здоровый был бы кабель как все.

Иногда хочется помечтать о лучшей жизни.
Видела как- то в газете рекламу с красивой картинкой элегантно одетой пары, и подпись:
«Медиум - предсказатель будущего.
Выступает с ассистенткой.»
Представила себе, как мы с Валеркой сбежим далеко – далеко, в Америку.
И будем ездить по городам с представлениями.

И вот едем мы с ним в поезде в вагоне люкс.
Он в тройке и белой шляпе с широкими полями.
Я в красивом шёлковом платье.
Поезд останавливается. Он покупает мне на станции большой букет роз.
Едем дальше в неведомые дали и любуемся закатом.

Сколько раз просила Валерку мне погадать.
Наотрез отказывался.

Однажды размечталась и ляпнула не подумавши: -
« Своё то будущее знаешь?»
- Знаю.
- А меня там нет?
- Нет.

1983
3 октября
Полгода назад мама купила путёвки от предприятия в Болгарию – Румынию.
Готовимся к поездке.
Шутка ли? В первый раз за границу!
Маршрут:
Самолётом до Софии.
Оттуда туристическим автобусом:
Плевна, Габрово, Велико –Тырново, Варна, Золотой Песок, Руса, Бухарест.
Потом самолётом домой.
Продолжительность поездки – три недели.
Путёвки дорогущие.
300 рублей на каждого.
По нашим зарплатам цена недоступная.
Раньше мама каждый месяц у кого-нибудь одалживала, чтобы дотянуть до получки.

Но теперь всё иначе - я уже третий год как в свободное время приторговываю акварельками с популярными видами Москвы в группе уличных художников.
Чувствую себя первопроходцем на целине частного бизнеса.
Всюду ловушки, опасности.
Главное – не жадничать – тогда Бог милует.

Мы с мамой разбогатели.

Вот и хватило на путёвки.

Полгода сформированная туристическая группа ходила на собеседования, где в нас поднимали национальную гордость и моральную устойчивость.
Потом сдавали экзамен на политическую подкованность.
Подкована я плохо. Не партийная. Не член комсомола.

Экзамены формальные.
Комиссия выказала лояльность.
Списали незнание на счёт взволнованности.

Ещё надо на работе подписать бумагу на выезд за границу.
От парткома – прочерк.
От начальницы – без проблем.
От профкома:
Наш профком – мужчина в расцвете сил.
Завёл в подсобку и говорит с пафосом: - «недостойна ты заграницу ехать»
Смотрит загадочно.
- Так подпишешь или нет?
- Нет.
Думал, копила - не доедала - что попросит - сделаю всё.
А я ему: - «Ну нет - так нет». Повернулась и пошла.

Поставила собственную подпись. Кто проверять будет?

Профком не вякнул.
А то спросят коллеги - чем это я недостойна?

15 октября
Октябрьским утром ударил первый морозец.

Цель нашей поездки - не сколько познавательная, сколько коммерческая – купить товар, который можно будет потом перепродать подороже.
На что купить?
Полагающаяся валюта – левы – сумма мизерная.
Мы с мамой везли свой товар – мелочёвку всякую и водку больше полагающейся нормы.
Были уверенны, что прочие тоже едут с целью обогатиться на спекуляции.

Раннее утро.
Аэропорт Шереметьево.
Ждём проверки на таможне.
Маминых коллег в группе нет.
Одни начальники, с которыми раньше не встречалась.
Оказалось – все нервничают. Все водку сверх нормы везут.
Пропустили без проверки.

Летим!

В детстве помню, мы с мамой не раз летали: в отпуск на юг и в Прибалтику, на каникулы в Ленинград к маминой подруге детства.
Полёты на час с лишним. Стюардессы разносили чай, кофе, минеральную воду, ситро.

В Болгарию лететь три часа.
Полагается обед.
Еда заграничная - болгарская:
Пикантные острые колбаски, брынза, салат из помидоров с тёртым сыром и национальный напиток «Швепс».
Вот он – запад!
Хорошо, но мало.
В Софии в октябре ещё лето.
А в Москве уже выпал первый снег.

Каждой советской туристической группе отправляющейся за границу полагается сопровождающий сотрудник КГБ, который следит, чтобы туристы не сбежали.
Мои сотрудницы пред отъездом сказали, что я их достала. Пожелали мне встретить в заграницах симпатичного болгарина или румына и сбежать с ним.
Может и встречу, может и сбегу.

Наш КГБешник - ущербный бледный коротышка лет сорока. Встрёпанный как ворона. На макушке жёсткий хохолок, небритый. Одет в мешковатые чёрные брюки и застиранную белую рубашку. Сразу видно – холостяк.
Все на него косятся.
Он в ответ поблёскивает злобными маленькими глазками.

Прибывших встречает автобус.
Экскурсовод приветствует группу.
Знойная блондинистая кляча в жирном перламутровом макияже сообщает, что уже двадцать лет ездит с русскими группами.
Оно и видно.

Экскурсия началась.
Основная достопримечательность Софии – Александро- Невский собор -приплюснутый, громоздкий новодел.
Потом Ротонда Святого Георгия – безликое, зато подлинно древнеримское сооружение.
Собор Святой Софии, которую в середине XIX века османы использовали для центра противопожарной службы города. Собор и выглядит как пожарная станция.
Академия наук Болгарии и Национальный театр имени Ивана Вазова –довольно симпатичные казённые здания.
Вот и всё.
Я думала, что после экскурсии все ринутся по магазинам.
Но все ринулись в гостиницу пить водку, с таким риском провезенную. Пригласили КГБешника в надежде на его дальнейшую лояльность.
Мы с мамой незаметно удаляемся по нашим спекулянтским делам.
Наутро вся группа жалуется, что купленная для сравнения болгарская водка - «Ракия» ужасная гадость.
Мы не жалуемся. Вечер не пропал даром. Кое- что загнали. Первым делом водку. Кое -что прикупили. Хорошее начало.

Потекли чередой муторные переезды из одного болгарского города в другой.
Знойная кляча - экскурсовод пытается раскручивать программу общения: взывает петь хором, поднимает острые темы для дискуссий.
Молчим.
Рассказывает анекдоты.
Не смеёмся.
Знойная кляча чуть не плачет.
Подавленная обидой замолкает.
Хороший коллектив подобрался.
Можно расслабиться.

Не получается.
В автобусе духота.
Лучший способ забыться в невыносимых условиях – это думать про любовь, большую и светлую.
Когда и где со мной любовь приключилась?
3 года назад на полутёмной площадке перед дверью Андрея меня долбануло потоком гормонов, когда он и призрак – его двойник в шинели и будёновке повернули ко мне свои прекрасные лица.
Паранормальное явление спровоцировало.

Таким же прекрасным увижу Андрея через 12 лет.
Он придёт ухоженный, чистенький, собранный (чего отродясь не бывало).
Объявит, что женился на Гуле Хабибулиной, скоро станет отцом, устроился на хорошую работу, и будет жить- поживать, как все нормальные люди.
Нанесёт, так сказать, прощальный визит.
Он ненадолго заразится организованностью от татарской орды родственников жены, заполонивших его жильё.
Энтузиазма у Андрея будет в избытке, но интерес к новому прожекту продлится не дольше обычного.

Удалиться, не прощаясь, на этот раз, будет некуда.
Через пару месяцев он явится снова ещё более неухоженный и потерянный чем раньше.
Родственники сделают в его квартире евро ремонт и сдут за валюту.
Первые годы он ещё будет кое- как перебиваясь старыми запасами позитива.
Родственники жены милостиво предоставят Андрею мизерную ежемесячную компенсацию на съем углов и хибарок где-нибудь за городом, а потом и этого им покажется многовато.
Андрея стратегическим манёвром заманят и запрут в психиатрической клинике, где ему будут все созданы условия для скорейшего ухода из жизни.
Но Андрей окажется живучим и проведёт там 10 лет.
Не раз попытается бежать.
Умрёт от травмы, полученной при последнем побеге.
Встретит смерть в тёмной кладовке, куда его запрут в наказание.

Проклятье не воробей – выпустишь – не поймаешь.

Всю жизнь буду думать, что пожелала ему такой смерти, в тот момент, когда в замоскворецкой подворотне он двинулся на меня, беременную, в желании забить до смерти.
Испугался, что родственники жены узнают и лишат той мизерной компенсации за квартиру.
Страхи оправдались.

В автобусе по-прежнему духота.
Вот она – заграница Болгария!
Мимо проносятся тоскливые пыльные поля, иссохшие деревья у дороги.
Путешествие продолжается.

Засыпаю.

Осень безвозвратная. Часть шестая

1983
Осень
Путешествие в Балгарию.

Туристический автобус прибыл в Плевну.

На лысой макушке города гигантским пальцем в небо торчит обелиск, словно показывает « fuck you”.
Место гиблое.
Население городка с каждым годом уменьшается.

Посмотрели тонущую в пыли панораму «Плевенская эпопея 1877» и мавзолей павших русских и румынских воинов.
На экскурсию ушло чуть больше часа.

Едем дальше.

Клонит в сон.
Мелькание за окном меняет цвет.
Деревья становятся красными.
Слышится стук колёс.
Горящий поезд летит в осень.


1930
Красноармейцу Алёше Самолётову 22 года.
С виду как все, но в душе он чужой - не сознательный, единоличник, опасный мечтатель.

Отец Алёши - ни чем не примечательный чиновник Галкин из города Энска тоже был такой.
Тихий, скрытный Галкин обладал пёстрой как балаган душой.
Безумно, безнадёжно влюблённый, он сел не в свои сани - посватался к местной красавице.
Получил согласие.
Сразу после свадьбы невеста сбежала с офицером.
Вскоре вернулась.
Офицер бросил.
Галкин принял.
Через год родился сын Алёша.
Жили бы, как ни в чём не бывало.
Но сплетники не давали.
Над Галкиным смеялся весь город.

И без того замкнутый, Галкин совсем ушёл в себя.
Загорелся идеей смастерить летательный аппарат без каких либо знаний и навыков.
Выдумывал, чертил, мастерил, чертыхался и
продолжал с нарастающим энтузиазмом.

Жену и сына изводили вопросами - когда и куда они собираются лететь.
Мальчишки дразнили их на улице Самолётовыми.

Наконец Галкин ушёл на войну и не вернулся.

К прочим несчастьям семья утратила прежнюю фамилию. Их стали звать Самолётовыми.

Отверженные, они перебивались в нищете.
Брались за любую работу.

Не было им места в городе Энске.
Не было возможности уехать.
Не было сил уйти.
Алёша по праву считал себя пролетарием в первом поколении.
Ему досталась красота матери и тихое безумие отца.
Хотелось наказать обидчиков. Наказать весь город.
Назрел протест.

Он вырос.
К тому времени слабая, хворая мать стала обузой.

В 17 лет Алёша нашёл в себе силы покинуть город Энск пока он там кого ни - будь не убил.
Подался в красную армию.
Гражданская война уже закончилась.
Но Алёша верил, что война придёт и он успеет стать героем до того как станет чудовищем.
Он будет самоотверженно сражаться с врагами интервентами за власть Советов.

А пока он вносит посильную лепту в борьбе против внутренних врагов страны - служит охранником поезда везущего преступников в Сибирь.

*******
Заняв выжидательную жизненную позицию, Алёша предаётся досужим наблюдениям.
Его занимает парочка нетипичных арестантов – Кавалер и Барышня.

Прочие арестанты суетливо копошатся, не стесняясь в естественных надобностях.
Кавалера и Барышню происходящее как будто не касается.
Кавалеру под тридцать. Барышня молоденькая, но бывалая.
Обнимаются, держатся за руки. И всё.
Алёша как то крикнул кавалеру - «Да запихай ты её в угол и задери ей подол!»
А тот как глухой.

При всей скученности вокруг парочки пустое пространство.

Иногда Кавалера сотрясают приступы кашля.
Он судорожно прижимает ко рту заскорузлый белый шарф и вскоре на нём расцветает свежее алое пятно.
После приступа у них прилив манерной нежности.
Алёша хмурится: - «непорядок, если кому в аду хорошо»

Однажды на закате прибывает поезд на станцию.
Сходит Алёша на перрон отворяет дверь вагона.
Прочие заключённые выходят, а парочка замерла у входа, пойти людям не дают – засмотрелись на закатное небо.
Алёша представил их пассажирами вагона люкс:
Кавалер в тройке и белой шляпе с широкими полями.
Барышня в красном шёлковом платье с букетом роз в руках.

**********

1983
Болгария
Я проснулась.

Вечером прибыли в Габрово.
Город считается болгарской столицей юмора.
Сами габровцы часто выступают персонажами анекдотов (так называемый габровский юмор), где обычно представлены как чрезмерно скупые люди, стремящиеся на всём сэкономить. В Габрово находится единственный в своем роде Дом юмора и сатиры.
На следующий день экскурсия.

Впечатление о страшных картинах Дома юмора и сатиры будет терзать меня долго.
После ночью спать не могу.

Особенно запомнятся две картины.
На одной изображение мутное, как сквозь грязную зелёную бутылку.
Сюжет: смерть приходит на оргию стариков.
Стоит в дверях как супруг, неожиданно вернувший из командировки.
А старики торопятся закончить свой последний акт, напрягаются, запихивая дохлых червяков в дряблые кошёлки.
Вторая картина:
Бледный рисунок карандашом.
Цирк. Публика смеётся. Посреди арены шут у столика. Засунул левую руку по локоть в мясорубку и прокручивает правой рукой. Из мясорубки лезет фарш.
Рисунок чёрно- белый. фарш красный, как настоящий.
Неподдельное страдание на лице шута. И детская радость на лицах публики.

В страшных снах я буду возвращаться в этот музей, блуждать, обессиленно дремать на скамейках. И снова блуждать по пустым залам, слушая эхо шагов.
Я увижу много картин о смерти, циничных и безжалостных.

Осень безвозвратная. Часть седьмая


1930
Сонька:
«Счастья не хватает на всех.» - говорил Валерка Цыганок: - «У счастливых железный довод – «несчастный – значит в чём- то виноват». Не смотри на них – зацепишься взглядом - подписываешь себе приговор.»
Валерка умер в ночь перед прибытием на конечную станцию.
Он остался лежать в вагоне как забытая вещь.

Заключённых вывели на перрон.
Я не привыкла одна. Стала озираться. Алёша поймал мой взгляд и знаком приказал подойти.
И суток не прошло, как я снова чья- то.

Потом Алёша скажет, что Валерка ушел как слабак – испугался испытаний.

1983
Болгария.
Проснулась дрожа, повторяя про себя: - « Сейчас тёплая болгарская осень 1983 го, а не лютая сибирская зима 1930 го»

Автобус прибыл в Вели;ко-Ты;рново - древнюю столицу Болгарии - город на трёх холмах, на скалистом склоне долины широкой реки, на перекрёстке множества дорог.
Город сливается с ландшафтом.
Ни тяжести, ни нагромождений.

Ступенчатая архитектура только подчёркивает пространство.
Ощущение зыбкости – словно гравитация отсутствует.

Таким представляю себе город эльфов.

Впечатление усиливается с наступлением темноты, когда зажигается подсветка старинных дворцов на вершинах холмов.
Кажется, что храмы висят в небе, как воздушные замки Фаты Морганы.

«Родина человека – это весь земной шар» - изрекаю залюбовавшись видом.
Услышав это, члены нашей группы шарахаются, а КГБешник недобро щурится.

Болгарский туристический фасад вполне ничего.
А за фасадом побуревший от жары однообразный ландшафт.
В автобусе духота.
Ухожу в себя и снова встречаю там Андрея.

Странный инцидент случился за пару месяцев до путешествия в Болгарию :
Стою с группой художников, продаю туристам свои акварельки.
Подходит парень. Выражает крайнюю заинтересованность.
Мне скучно было.
Пару раз встретились.
Говорит - из Красногорска.
Кликнуло о Гуле Хабибуллиной.
Настойчиво зовёт в гости. Прямо достал.
Чёрт дёрнул поехать.
Обещал встретить.
Приезжаю.
Никого.
Я и рада.
Обратного поезда час ждать.
От нечего делать позвонила.
Отвечает какая -то тварь голосом колокольчика в каплях утренней мочи: - «номер неправильный».
Меня завело от такой наглости.
Перезвонила.
Тварь мне опять звонким колокольчиком:- «номер неправильный».
Почти час развлекались.
За 10 мин до отхода поезда отозвался отчаянным, срывающимся голосом хозяин.
Примчался на тачке. Совершенно пьяный.
На ногах еле держится, а руками загребущими цепляется - не оторвать.
Эх! Поезд на глазах ушёл. А день был такой солнечный.

В его квартире царил пасмурный полумрак.
Он пытался играть для меня на фортепьяно. Похоже, что неплохо умел, но не в данный момент.
Ринулся к холодильнику. Там видимо было припасено для меня угощение. И обнаружил что всё съедено.
Он вяло метался по разорённому сексодрому.
Ведь ждал и готовился.

Он был не только пьян.
Из него буквально полностью была высосана энергия и сперма.
Гормонами Гули Хабибуллиной была помечена вся квартира.
Только переступила порог - сразу обессилела и впала в апатию. Проторчала в этой энергетической дыре весь день.
Хозяина предложил остаться с ним навсегда.
Затосковала.
Только к ночи выбралась оттуда.


Через 15 лет снова услышу гадостно –радостный колокольчик Гули по телефону Андрея.

Между двумя драматическими кульминациями в отношениях с Андреем будет продолжительный период перемирия.
В этот период мы будем вламываться друг к другу с дружественными визитами в любое время суток.
Это будет самый успешный период в наших жизнях в принципе.

Когда он снова сойдётся с Гулей, я ещё не в курсе, повинуясь эмоциональному толчку, позвоню поздно вечером и скажу что хочу приехать.
Он обрадуется, скажет: -«Конечно приезжай!»
Приехав позвоню из автомата на углу.
Не смогу вспомнить код на двери его подъезда.
Гадостный голосок- колокольчик Гули ответит: - «Его нет дома».

Я снова заведусь и еще раз 10 позвоню.

Потом повинуясь эмоциональному толчку, Андрей захочет приехать. Получит отказ.
Не поверит своим ушам.

Спонтанность общения уйдёт навсегда.

У него было много друзей.
Тоже спонтанные и обидчивые.

Гуля отвадит.

Некому будет вытащить Андрея из психбольницы.

1930
Ночная метель перестелила свежую белизну.
Новенький самолёт стоял на плато как игрушка на скатерти.
Алёша в жизни не видел конструкции совершеннее.
Что - то случилось с восприятием перспективы.
Показалось, что он может поставить самолёт на ладонь, дунуть, и тот полетит.

Алёша Самолётов двинулся по нехоженому насту навстречу летательному аппарату.
Это оказалось не так легко. Ноги увязали в снегу и тяжелели с каждым шагом.
По мере продвижения Алёша всё уменьшался, а самолёт всё увеличивался.
*****
1983
Болгария.
Ва;рна - портовый, курортный город.
Известен с VI в. до н. э. как греческая колония.

Здесь мы с мамой хорошо отоварились.
При виде надвигающейся толпы русских туристов продавцы в магазинах прячут товар и говорят : - «Нямо – гулямо».

Мы с мамой грамотно отрываемся от коллектива и ходим по магазинам одни. Изъясняемся жестами.
Продавая акварельки иностранцам в Москве, мне иногда удавалось выменять свой товар на одежду. Хотелось создать нам западный имидж.
Похоже - удалось.
От нас продавцы товар не прячут.
Купили три модных комбинезона из мелкого вельвета - серый, чёрный и песочный. Каждый такой комбинезон на толкучке спекулянтов пойдёт по цене хорошей месячной зарплаты.
Мне хочется оставить себе серый. Мама говорит: - «Не мечтай».
Напоминаю, что поездку оплатила я.
По приезду комбинезон со скандалом заберу себе.

Со;лнечный бе;рег - крупнейший курорт на востоке Болгарии. Расположен у залива в Чёрном море с пляжем покрытым мелким жёлтым песком.
Чёрное море с детства знакомо по Ялте.
Ялтинский пляж – залежи лоснящихся потом и жиром тел у кромки мутной воды.

Курортный комплекс Солнечный берег награждён Голубым флагом (сертификат качества пляжей, учреждённый Европейской комиссией по окружающей среде и ежегодно присуждаемый районам на основе результатов тестирования чистоты воды и песка).

5 дней взятого реваншем концентрированного, высокопробного лета.

В Москве лето 1983 выдалось пасмурное.
При такой погоде интересней было делать деньги на акварельках, чем мёрзнуть на подмосковных пляжах.

Прибываем на Со;лнечный бе;рег вечером и всей группой спускаемся в пригостиничный дискобар.
Меня приглашает танцевать местный.
КГБешник подходит, берёт за локоть и приказывает двигать на выход.
Я возмущаюсь.
КГБешник добавляет, что это касается всей группы.
Особенно препираются те, кто успел купить на болгарскую валюту кока- колу.
КГБешник доводит до нашего сведения, что если мы и дальше думаем роптать, то нас выдворят и препроводят.
Мы с ужасом понимаем, что находимся во власти маньяка.
Я даю себе зарок с группой больше никуда не ходить.

Противодействие провоцирует.
На следующий день знакомлюсь с курсантом местной лётной школы.
Чистокровный болгарин, светловолосый, белокожий – без всяких турецких примесей, правильный душой и телом, словно отштампованный со знаком качества.
Беседуем на общие темы.
Обучение в болгарской лётной школе включает обязательный русский.

Мама тоже времени зря не теряет - знакомится с какими–то деловыми, готовыми купить весь наш товар за валюту. Что – то не вериться.
Большой курорт любой страны – это лицо её пороков.
Иду с мамой на встречу с деловыми.
- Такие милые мальчики! – говорит мама, представляя, как они говорят о ней: - «Какая милая дама!»
Бедная наивная мама!
Спорить с ней нет сил.
От рьяного загорания я в ударе и не в фокусе.

Милые деловые мальчики – два турецких выблядка. Один тараторит не глядя. Другой, весь обкуренный, молчит, взирая томно.
Тараторящий деловой уговаривает маму продать за доллары весь товар, а так же её золотое кольцо и серёжки.
Она быстро отдаёт товар и золото, хватает деньги, не пересчитав, даже не посмотрев, прячет.

Она всё от меня прячет: деньги, ценности, выходную одежду.
Последнему жулику доверяет больше чем мне.
При этом говорит, что у нас равенство и братство.

Следующим утром едем в тайне от группы в Варну в валютный магазин.
Только у кассы мама достаёт запрятанную валюту. Это не доллары. Нам объясняют, что это динары - вся пачка денег ценой в один доллар.
Я бы сразу определила, если бы мама деньги сразу не спрятала.
Доллары по художественному бизнесу я и раньше видела.

У мамы резкий упадок сил. Вернувшись в гостиницу, спит до вечера.
Пожаловаться на неудачную валютную операцию можно разве что нашему КГБешнику.

Почему то мужчин на пляже меньше чем женщин. По крайне мере вокруг меня.
Обращаюсь к лежащим рядом, с просьбой одолжить мне немного крема для загара. Предлагают со всех сторон, при условии, что намажут сами.
Соглашаюсь.
Захожу в воду, и от меня на несколько метров расходятся жирные круги от крема для загара.

Достаточно намазанная ищу уединения в песках.
Задремав у кромки воды, просыпаюсь от возгласа: - «Какая прелесть!».
Два пожилых советских чина.
Хоть на них только плавки, а видно по выправке что чины – подтянутые, качественно откормленные, самоуверенные.
Живая картина «Сусанна и старцы»
Возмутилась.
Удивились

Последний вечер на Со;лнечном бе;регу.
Мама с горя вписалась в коллектив нашей группы и канула в загул.
В номере одна. Обозреваю в зеркале мои телеса пылающие, как алые паруса. Мажусь украденным с завтрака кефиром.
В дверь постучали. Входит курсант лётной школы.
Надо же! Нашёл!
Полноценных людей мало.
Я их не боюсь. Они не кидаются.
Спокойно прошу подождать.
Иду в душ.
Потом устраиваю курсанту стриптиз наоборот – одеваюсь.
Идём гулять на море. Цивильно целуемся под шум волн.
Он как качественный самец ждёт, что я предложу ему заняться сексом с чувством, с толком, с расстановкой. Считает ниже своего достоинства играть чувства, обещать, уговаривать.
Я балдею от роли динамистки.

Утро. Сидим у гостиницы с вещами. Ждём автобуса.
Прекрасно отдохнули.
Автобус привозит клячу – экскурсовода с опозданием на час.
За 5 дней мы о ней забыли.
Кляча – экскурсовод заявляет, что идёт завтракать в гостиницу и нам придётся ждать на жаре ещё час.
Тёплое море в двух шагах. А в Москве считай зима.
- Можно искупнуться напоследок? – спрашиваю КГБшника
- Сидеть! – рявкнул тот
- А мне здесь понравилось. Остаюсь.
- В цинковом гробу тебя обратно привезут!

Осень безвозвратная. Часть восьмая

1983.
За пыльным автобусным окном всё ещё Болгария.

По сравнению с Россией уровень жизни здесь выше.
Язык славянский, а ничего не понять.
Русских не любят.

Говорят :- «Курица не птица. Болгария не заграница.»

Режимная страна.

Хочется узнать настоящую ”западную» заграницу.

С детства внушали, что в Союзе рай небесный, а вокруг ад кромешный.
Многие думали, что наоборот.

Мне ещё предстоит узнать порочность и равнодушие дикого запада.

Эмигранты стран третьего мира - подножный корм устоявшейся системы.
Исключение - профессиональные криминальные элементы.
Криминальные структуры в основном централизованы и в прекрасных отношениях с властями.

В 1992 ом заведу в своей московской квартире двух золотых рыбок.
Буду любоваться, и радоваться этим игривым, приветливым существам.

Первая рыбка умрёт в день, когда родится сын – летом 1995 го.
Вторая через полгода – в день, когда я с сыном эмигрирую на запад чтобы дать ребёнку счастливое детство.

Рыбки отметят две роковые ошибки, которые я не могла не сделать.

На благоденствующем западе, органы охраны здоровья объявят моего совершенно нормального ребёнка умственно отсталым, ему совсем ещё маленькому, предпишут принимать сильные психотропы в дозах для взрослых (причём эту обязанность возьмёт на себя детский сад, чтобы я не уклонялась). А потом органы соцобеспечения будут усиленно давить на меня, чтобы вынудить сдать ребёнка в интернат, который окажется нелегальной студией по производству детского порно.


Как покажет эксперимент «вселенная 25» - одинокая самка не может защитить детёныша во враждебной, порочной среде.

http://www.cablook.com/mixlook/eksperiment-vselennaya-25-kak-raj-stal-adom/





Сонька:

Сибирь
1930

До весны постройка железной дороги была остановлена.

Но всё же нашлась работа для заключённых - ежедневно расчищать снег на лётной площадке.


Самолёт слышали, но никто его не видел.

Заключённых загоняли в барак до его прилёта или выводили после того как самолёт помещали в ангар.

А всем так хотелось посмотреть.


Сонька летала во сне.
С ней такое случалось.
Летала высоко и низко, стремительно как снаряд,
или парила как воздушный шарик.

Что –то вдруг пошло не так– на высоте она неожиданно потеряла лётность и камнем канула в бездну.

Вздрогнув, проснулась.
У изголовья стоял Алёша.
Ей показалось, что это кто-то чужой и страшный.
Чуть не закричала.
Он зажал ей рот. Успокоил.

Что поделаешь - девушка по ментальности ребёнок.


Они вышли из спящего барака.

- Куда это мы?

- Сейчас увидишь – улыбнулся загадочно.


Сонька бегала вокруг самолёта и не могла надивиться, осторожно прикасалась к металлической обшивке. Гладила. От мороза пальцы прилипали.

Неужели они с Алёшей полетят на этой штуковине!?

- Обязательно! В тайге есть база. Туда многих отправили. И нам туда дорога - обнимая ее, говорил Алёша.


Каждое утро двоих заключённых уводили из барака, и они больше не возвращались.
Сонька думала - их в расход. Все так думали. А, оказывается, на базу.

Только Алёша строго настрого запретил об этом рассказывать.
Военная тайна.


Пилоты появились неожиданно.
Удалые раскрасавцы, сытые, гладкие, в кожаных тужурках с меховыми воротниками, в широких штанах и новеньких белых валенках с блестящими галошами.

Они недоуменно посмотрели на Алёшу:
- Двоих же надо
- Так я второй – радостно ответил Алёша.
- Тебя не годиться. Нужно из заключённых. Веди второго.
- А чем я не хорош?
- Ещё со старшим по званию спорить будешь!? Исполняй приказ! Веди второго заключённого!

Подошёл красноармеец с двумя заключёнными.
Пилоты переглянулись.
- Возьмём троих - даже лучше. Давно хотели попробовать.

Что – то пугающее было в этих пилотах. Словно они и не люди вовсе.

Товарищи рассказали Алёше про базу, как бы, по секрету.
Над ним подшутили, зная его интерес к Соньке.
Не было в тайге никакой базы.

”Молчал, молчал, а тут вдруг разговорился. Вопросы задаёт про то, что знать не положено. С антисоциальным элементом любовь крутит»


Один из лётчиков сел за штурвал, другой разместился с тремя заключёнными с салоне.
Он раздал арестантам странного вида ранцы. Каждому помог одеть и закрепить множество ремешков. Сказал что это парашюты. Объяснил, как пользоваться.


- Задание государственной важности.


Сонька летела.
Привычно - как во сне.


«Алёша прибудет на базу следом.

Придётся прыгать.
Страшно.»

«Приготовиться!» - :скомандовал инструктор.
Дверь в небо распахнулась.
Лютый свистящий ветер ударил в лицо.

Первый заключённый прыгнул. За ним второй.

Сонька увидела, как они падают на землю.
Она что есть силы вцепилась, в какой -то поручень и истошно закричала.
Инструктор как не пытался, не мог её оторвать.
- Пристрелю суку!- рычал он в ярости.
- Оставь - лениво отозвался второй пилот – она ещё пожалеет, что отказалась от такой лёгкой смерти. Я же говорил – надо было двоих брать. Третьему видно. С уровнем определились. Ниже не получается.
- А с этой что делать?
- Да ничего. Привезём обратно к жениху. Обрадуется. Видишь - дурочка совсем.

В стране находящейся на предвоенном положении постоянно готовились к боевым действиям.
В данном случае определялся максимально низкий уровень полета, при котором парашют успел бы раскрыться.
Сброшенный десант имел бы больше шансов остаться незамеченным врагом.

Испытания проводились на заключённых.


ОСЕНЬ БЕЗВОЗВРАТНАЯ. ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ


1983г
Болгария

Ру;се - город расположен на правом берегу Дуная.
Самый большой болгарский порт на этой реке.

Граница с Румынией проходит по гигантскому мосту над Дунаем.

Завтра мы эту границу пересечём.


КГБшника прибило волной народного возмущения по поводу высказываний относительно доставки меня на родину в цинковом гробу.

В качестве компенсации за моральный ущерб он в упор меня не видит – типа – делай что хочешь.
Что я и делаю.

Идёт обзорная автобусная экскурсия по городу.
Утомлённые экскурсанты спят
Кляча - гид в последний раз распинается.

Завтра расстанемся к обоюдному удовольствию.

Информация о городе преломляется во сне в сюрреалистическую фантазию.


Мама всё ещё в безутешном загуле.
Дело не только в нанесённом материальном ущербе.
Под сомнение было поставлено её женское очарование.
Ведь обманули мужчины, которые с ней флиртовали.
И она поверила, что понравилась.

Обо мне мама словно забыла.

Чему я очень рада!

Вечером иду гулять одна.

Время позднее.
Небо светлое.

Болгарский октябрь - не время и не место для белых ночей.

Наверное, это сильные софиты горят в порту.

И полнолуние.

На перепутье дорог чей- то силуэт. Или просто игра теней?


Иду навстречу.

Высокий ладный парень. Просвечивает насквозь.


Тонкие черты лица. Плавные элегантные движения.
Говорит что он страж этого города уже сотни лет.
Предлагает ночную экскурсию.

Вглядываюсь в него и всё больше очаровываюсь.
Удивительно хорош.
Видно не всякого в призраки принимают.
Жаль, что не материален.
Его бы я не стала дурачить как кавалера с Золотых песков.

Влечёт меня призрак по энергетически светлым и тёмным местам.
Посвящает в подлинную историю города.

Неведомая сила сковала мою волю.
Безропотно следую за ним и трепещу как свеча на ветру.

Привёл меня призрак под своды старинного храма.
Указал, где зарыт клад.
В указанном месте земля вдруг стала прозрачной.
Я увидела на внушительной глубине сундучок с золотыми монетами.
Спросила – нет ли другого клада, не так глубоко зарытого?
Ответил, что прочие клады зарыты ещё глубже.

Выкапывать не стала. Лопаты нет. Руками до утра не успею.
Да и куда я его дену?
Ехать с кладом через две границы?
Отберут и посадят.

Напоследок привёл меня призрак на городскую площадь мощёную широкими плитами. Указал на плиту помеченную звездой.
Наступила я на звёздочку и почувствовала, что стою на тонком стекле, которое тут же пошло трещинами.
Под ногами открылась глубокая шахта.
На дне бушует адское пламя.

Он подхватил меня на грани падения.
Сильный.
Может вовсе не призрак?
Ангел?

Рассвело.

Он сказал, как его зовут.

Но имя выпало из памяти.


Пришла в гостиницу. До подъёма два часа. Рухнула.
Думала - не встану.

Проснулась счастливая и полная сил.


Сели в автобус.

Прощай Болгария.
Поехали в Румынию.

Уткнувшись лбом в автобусное окно, ужасно скучаю по Андрею.
Это со мной с начала поездки.

Приеду, позвоню и расскажу ему о своих путешествиях.
Пусть завидует.

И знать не знаю, что он в это время тоже путешествует.
С геологической экспедицией в Сибири.

Тоже решил позвонить мне по приезду и рассказывать о своих путешествиях.


Через много лет я разыщу Андрея в одной психиатрических больниц, куда его запрячут родственники бывшей жены.

Это будет незадолго до его смерти.

Зная, что у нас с Андреем есть ребёнок и в страхе, что я могу предъявить права на наследство, родственники бывшей жены договорятся с персоналом больницы.

Андрея подсадят на разрушающие память психотропы.

Изможденный, изуродованный убогим существованием Андрей будет монотонно бубнить: -«Ничего не помню» тускло глядя сквозь меня.
………………………………………………..

1931 год

Сонька.

«Она ещё пожалеет, что отказалась от такой лёгкой смерти.» - вспомнилась ей через год.

Фраза, брошенная пилотом, летевшим с ней над тайгой, оказалась пророческой.


Сонька умирает от родов на полу барака.

Её умирание идёт медленно и мучительно.

Её ребёнок отказался от борьбы.
Сама она справиться не может.

Ночь подходит к концу.
Сонька ясно видит перед собой в темноте чьи- то валенки, сор на полу.

В бараке тишина.

Уставшие заключённые спят.

Никому нет дела до её страданий.
Никто не слышит её криков.

Вверху почти под самым потолком небольшое окно, недосягаемое для Соньки.

А ей так хочется туда заглянуть, увидеть небо.

Светает.

Вдруг множество сильных рук подхватило ее.
Она оказалась лежащей на широком свежеструганном столе.
Только удивилась – откуда тут стол и почему он такой высокий?
Прямо перед её лицом было окно.
Даже не задумалась, кто поднял её, и не заметила, как боль прошла.

В складках туч открылся красный порез февральского рассвета.

Душа освободилась от бренного тела и понеслась в открывшийся красный портал.

Так закончилась её последняя зима.

Но была до этого последняя осень, на редкость тёплая, грибная.

Было последнее лето, слезящееся дымом еловых шишек спасающим от комаров.

Лето было безмятежным, сытым от сознания постоянства взаимной любви.

Но особенно хороша была последняя весна, когда в Соньке проснулась страсть.

Она -то думала что её тело давно одеревенело от принудительных ласк, что в её вымороченной жизни нет места счастью.

После полёта над тайгой она словно очнулась.
Сама удивилась, что так вцепилась в поручень.
Так захотелось ещё пожить.

А при хозяевах часто думала: - «пропади всё пропадом».

Сколько раз утопиться хотела.


…………………………………………………………………………………………………
Осень безвозвратная. Часть десятая

Сонька.

Сибирь

1931
Октябрь.

Солдаты иногда баловались с заключёнными девчонками.

Но чтобы серьёзно крутить любовь с антисоциальным элементом!?
Такое поведение не достойно звания красноармейца!

Алёша наличие всякой любви категорически отрицал.
Говорил что Сонька с ним за кусок хлеба с его пайка, а он с ней по молодому делу.

Ему никто не поверил.


Алёшу переводят в другую часть.

Он прощается с Сонькой.

У неё уже отчётливо виден живот.
Она не упрекает.
Не жалуется.

Его всегда бесила её покорность судьбе.

Но Сонька считает, что всё равно перехитрила судьбу - урвала себе на долю немного счастья.

Алёша чувствует себя маленьким и беспомощным, замкнутым в тесном пространстве, как обречённый младенец в Сонькиной утробе.
Ни чем не может ей помочь.
Ничего не может изменить.

Но он тоже перехитрил судьбу.

Оба в выигрыше.

Они – заурядные никчемные, слегка придурковатые.

Им полагалось ютиться на задворках бытия, играть на последних ролях.

А им по странной прихоти судьбы достались главные роли.
Им посчастливилось познать друг в друге малодоступный наркотик настоящей страсти.

Их неказистые подслеповатые души, как две неповоротливые гусеницы, споткнувшись друг о друга, свалялись вместе, срослись единым коконом и вылупились двумя диковинными бабочками.

Вечно сонные, ленивые и неопрятные, они вдруг преобразились.

Сонька сделалась ударницей труда
Алёша тоже ходил молодцом.

Они забыли всякую осторожность.

Их открытые отношения вызывали насмешки и зависть.

Начальство решило, что преображение не стоит деморализации красноармейца.

Кто - то заикнулся было о перевоспитании антисоциального элемента.
На что начальство иронично поинтересовалось, что за методы перевоспитания?



Бухаре;ст - столица Румынии, экономический и культурный центр страны.

Первое упоминание в 1459 ом.

В 1862 году Бухарест провозглашён столицей Румынского государства.

До Второй мировой войны Бухарест застраивался во французском стиле базар; его широкие бульвары были призваны напоминать османский Париж

Здесь гармонично уживались люди разных национальностей.
До первой мировой войны город процветал.
Люди спокойно молились Богу в церквях, мечетях и синагогах.
Не возникало никаких религиозных распрей.

Как показывает история на протяжении веков – в согласии культур и религий города процветают.

До тех пор пока какой-нибудь из мирно соседствующих народов не решит, что он лучше других и начнёт насаждать свои порядки.


В переводе с румынского Бухареста означает « Город радости».

После двух войн, спровоцировавших множество межнациональных конфликтов, от прошлой радости мало что осталось.

Город потерял лицо.

На улицах потерянно толпятся трёхвековые церкви, офисные здания из стекла и стали и бетонные нежилые кошмары коммунистической эпохи.

Старый Бухарест – кажется городом из песка.
Слышно, как он осыпается.

Крошатся старинные фасады.
Прорастают сквозь крыши и балконы дикие травы и тонкие деревца.


Впечатление от Болгарии поблёкло пред видом великого распада.

Советских туристов поражает бушующая здесь стихия торга.

Словно жители Бухареста охвачены азартной игрой или эпидемией всеобщего психоза.

К нам подходят, бесцеремонно оглядывают, как стенды с товаром: указывают на одежду, часы, украшения и предлагают продать.
На отказ не реагируют. Продолжают преследовать и уговаривать.

Кажется, так же незатейливо могут предложить продать зуб или почку.

Торг здесь как средство общения.

Зазывают погадать толпы цыганок, такие же лохматые и грязные, как в России.
Только на родине они возникают периодически. А здесь присутствуют постоянно.

Внимание льстит и утомляет.

Вдоль центральных улиц прохаживаются красавицы, разодетые, словно модели со страниц западных журналов.

Мужчины из нашей группы с завистью смотрят, как матросы из капиталистических стран предлагают красавицам доллары.
А те томно кивают в ответ.

Через десять лет такая же картина развернётся на улицах Москвы.

Уровень жизни в Румынии выше, чем Союзе, но ниже, чем в Болгарии.

Румынская гостиница, в которую нас поселили, и румынский ресторан, где нас накормили – здания, где царит мрачная помпезность интерьеров фильмов ужасов.
Такое впечатление, что эти помещения стояли необитаемыми десятки лет.

Высокие облупленные потолки в подтёках.
Обшарпанные серые стены с полустёртыми фрагментами росписи.
Еда, которой нас накормили, более замысловатая и вкусная чем болгарская, но какая –то пустая.
Что ели - что не ели.


Дело к вечеру.

Неужели и сегодня удастся улизнуть?
Осторожно выхожу из гостиницы.

Никто не окликает, не спрашивает: -«Куда?»

Вечерние улицы ещё многолюднее.
В одиночку меньше привлекаю внимание.

Со мной поравнялся вертлявый жуликоватый парнишка.
Ростом ниже меня. Смуглее местных.

Неказистый, но не лишённый шутовского обаяния.
Сначала заговорил на местном, потом на плохом английском.
Представился студентом из какой- то арабской страны.
На последнем курсе. Говорит, хорошо знает город.
Предлагает экскурсию.

Экскурсия продлилась не более десяти минут.
Проходя мимо старого обшарпанного особняка, арапчонок толкнул меня в безликую дверь.
Мы оказались в низеньком помещении с косыми стенами, обитыми потёртым красным плюшем.
Старый вертеп, пропитанный запахом серы.

Арапчонок всучил дряхлому портье купюру и, вцепившись с нечеловеческой силой, потащил меня вверх по лестнице.

Сосредоточив все усилия, я отринула наглого кавалера, вырвалась и бросилась на улицу.

Побродила часок.

Чужой город похож на обмелевшую реку.

Кругом шныряют низкорослые тёмные личности.

Вернулась в гостиницу.
Столкнулась на входе с мамой.

Она была радостной и просветлённой: -«Какой прекрасный город! Какие замечательные люди!»

Ей повезло больше:

Сначала решила отыскать синагогу.

Спрашивала у прохожих. Указали. Довели.

До войны в Бухаресте была большая еврейская община.
Выжившие после геноцида второй мировой ещё больше сплотились и утвердились в вере.

Маму тепло приняли.
Угостили обедом.

Потом она отправилась искать консерваторию.

Нашла так же легко.

Видимо в Бухаресте азарт коммерческой деятельности гасит интеллектуально активную жизнью.

Зал был полупустой, хотя музыка была прекрасна.
После начала концерта желающих пускали бесплатно.


Сквозь проржавевший железный занавес веет близостью запада .
Старенький телевизор в необжитом гостиничном номере показывает итальянские программы.

Кое-как переварив впечатления, мы с мамой укладываемся спать.
Ненадолго.

Просыпаемся от зуда и жужжания.
Номер полон злющих комаров.
От усталости сразу не заметили.

Наверное, подвал здания затоплен.

Зажигаем яркий свет и, размахивая полотенцами, бросаемся в атаку.
Вскоре потолок и стены номера покрываются кровавыми кляксами.

Перебив всех, попадали сами.

На следующий день в буквально последние часы нашей заграницы обнаружили барахолку на одной из улиц Бухареста.

Товары разложены прямо на земле: дутики, луноходы, кроссовки, куртки из искусственной кожи такие качественные, что не отличишь от натуральной.
Всё невероятно дёшево. Контрабанда? Краденное? Местные цеховики?

Мы сразу поняли, что и поездку отобьём и сами приоденемся.

Вернувшись, домой, почувствую себя рангом выше в советском сословии.

Как выйду в модном дутике, луноходах и комбинезоне из мелкого вельвета – от кавалеров отбоя не будет.

Какие мужчины будут клеиться ко мне на улице и в общественном транспорте!

Томное внимание и гордое самосознание согреют душу зимой 1983 - 1984 го.

1983
Декабрь
Москва.

6 утра.
По радио грянул гимн Советского Союза.
Пора вставать, идти на работу.

Выхожу из квартиры.
Нажимаю на кнопку лифта и тут вижу на площадке у окна знакомый силуэт.

Андрей!
Приехал в такую рань!
Это для него подвиг!

Многое хочется рассказать друг другу.

Молча кидаемся друг к другу .

Дальнейшие действия тоже молча.

Чтобы не привлечь внимание соседей.


Чем хороши новые соседи – их моя интимная жизнь на площадке нашего подъезда не волнует.

А вот старых соседей волновала.

Жалобы в милицию писали.
Участковый вызывал.
Задавал нетактичные вопросы личного характера, стараясь сохранить серьёзное выражение.


Андрей увязался провожать на работу.

У проходной меня опередила товаровед Валя нарочито глядя в другую сторону.

Теперь у коллег будет тема для разговора на весь день.
………………………………………….

Осень безвозвратная. Часть одиннадцатая

1983 г
Москва.

Декабрь

У Андрея изменилась манера говорить - голос стал испуганным,
сбивчивым, словно ему не верят и не хотят слушать.

Наш ребёнок будет говорить так же.

Осенняя экспедиция 1983 го оставила след:
На Андрея напала хандра.
Отказался работать.
Церемониться не стали.
Сильно избили.
Сломали нос.

Наш ребёнок унаследует эту изменённую форму носа.


Я думала – у нас снова закрутилась любовь.

Несколько встреч по убывающей.

Опять тёмный период.

Андрей не звонит.
На звонки не отвечает.

…………………………………………………………………………………………

Когда ранним декабрьским утром 1983 го он поехал со мной на работу, всю дорогу спала у него на плече.

Проснулась с улыбкой.
Снисходительно изрёк: - «Тронут. Лучше секса.»
Моя улыбка скисла.

В начале знакомства, он говорил Светке что, таких, как я, можно обожать, а таких, как она, любить.

Передавая мне, Светка точно сымитировала пафос.

Про Светку сказал: – «холодная как рыба.»

«Он выходит в народ, чтобы выдать развлекательную программу, а потом что-нибудь попросить, по карманам пошарить. Его не раз били. Хотя друзья у него сами такие. Придут в гости, потом в доме что-нибудь пропадает.»

Был период – с ним вообще никто не хотел общаться.

Он ворвался ко мне, стал шарить по комнате, бормоча: - «Чтобы у тебя украсть».
Я открыла дверь настежь и попросила его немедленно на выход.
Пригрозила, что соседей позову.

Жадность и воровство без видимых причин - компенсация за потерю чего - то важного.

Андрей немного заикался.
Периодами.

Через десять лет его мать расскажет мне, что в детстве заикание было серьёзной проблемой.
Его к логопеду долго водили.

Началось в пять лет, когда ему наняли новую няню.
Неизвестно чем она его напугала.
Выяснили только, что она водила его куда- то через железнодорожные пути.

Он поздно начал говорить. Пытался рассказать, что стряслось, но толком не сумел.
Никто не вникал.
Он не получил утешение. Не смог пережить.
Событие стёрлось.
Чувство осталось.


Стою у его двери.
Нажимаю на кнопку звонка.
Открывает.
На лице досада.
Ждал кого- то.
Раздражённо бормочет, что некогда.
Торопливо собирается.
Роется в ворохе грязной одежды.
Открывает шкаф. Достаёт мятую белую рубашку.

В комнате темно.

Сбивчиво пытаюсь преподнести новость : - «кажется, я опять в положении.»
Мрачно расхохотался.
«ты, наверное, что- то не то съела»

Выглядит ужасно.
В мятой белой рубашке похож на покойника.

- Я уезжаю в Сибирь на этой неделе. Не знаю когда вернусь. Может никогда.

Он уже вкусил однажды эйфорию чёрной энергии - двойную порцию - спровадив меня и Гулю на аборт.

В его глазах загорелись суетливые волчьи огоньки - жажда снова глотнуть чёрной энергии.

- Я покончу с собой. – вырвалось у меня, как эхо в пустоту.

- Ещё лучше!

Поддразнивает, даёт советы.
«Укус гюрзы. Смерть мгновенная. Поезжай в Казахстан. Поброди по степи. Там много ползает....…Укол в вену воздухом – сердце остановится……..»

В этот момент мне кажется, что он медленно разлагается.

Мой красивый мальчик! Что с тобой!?

Бросаюсь вон.

Я не хочу снова убивать своего ребёнка. Лучше уйдём вместе.

Пути ближайшего метро - ближайшая смерть.

Решила.
И сразу легче.

На улице темно.
Мокрый снег.
По дороге встречаю его мать.
Это её прихода он ждал.

Останавливает.
Спрашивает, почему плачу.
Не отвечаю. Иду дальше.

Она навсегда запомнит эту минутную встречу.
Через 35 лет, незадолго до смерти Андрея, она, уже давно умершая, придёт ко мне во сне именно этим декабрьским вечером 1983 го.
Будет идти по мокрому снегу босая, и смотреть на меня виновато.

Совсем не этот момент стал для нас поворотным.

Поворотным было 31 декабря 1980 го , когда мы договорились встречать новый год у его родителей. Я опоздала. Он не дождался.

Сработала подсознательная проверка.

Они отключили телефон.
Я звонила много раз, прекрасно понимая, что бесполезно.
Час топталась на месте на этой поворотной точке.

Они не хотели меня принимать.

Я в полной апатии поехала назад.
Последний поезд.
Переполненное праздничное метро.
Пьяный детина положил мне на плечо свою лохматую голову и громко храпел.
Когда я попыталась стряхнуть эту голову, он угрожающе зарычал.
Не было сил. Ноги отекли после долгого рабочего дня.
Так и ехала с безобразной головой на плече.
Была уверена, что Андрей просто не пришёл.


1989
Москва

Андрей позвонил мне поздно вечером
-Я вернулся!
- Приезжай поскорее. Я тебя жду.
- Через час буду.

Когда он позвонил в дверь, была полночь.
Ему открыл пожилой мужчина. Он страдал бессонницей. Ночное вторжение показалось ему даже забавным.
Андрей немного опешил…..та же коммуналка, но обстановка в коридоре немного иная.
- Где она?
- Такое дело, понимаешь – её нет
- Давно?
- Да уже 6 лет как.
Пауза.
- Хочешь выпить?
Андрей кивнул
Они прошли в его комнату, которая когда- то была моей.
Мужчина открыл холодильник. Достал бутылку водки. Налил два стакана. Выпили.

Андрей вышел на улицу. Выкурил сигарету. Собрался с духом. Вошёл в подъезд. Снова позвонил в ту же дверь.

Я открыла и бросилась ему на шею:
- Куда ты запропастился?! Чай остыл!
- Даня спит?
- Папа! Я не сплю!

Андрей любил рассказывать о Сибири.

Видел медведя, который сидел на краю скалы совсем как человек и любовался закатом.

Геологи закатывали консервы и одежду в бочки и закапывали глубоко в землю.
Медведи могли унюхать припасы. Разрывали землю. Вскрывали бочки. Открывали когтями консервы. Одежду раздирали в клочья и растаскивали по ниткам.
Однажды во вскрытой бочке оказалась майка с олимпийским мишкой 1980 го.
Её не тронули.

Был один парень, который ужасно боялся медведей. Все геологи знали – где он - там медведь. Как тот не берёгся - медведь напал и загрыз.

Из старых историй была одна о бывшем соратнике Пугачёва, татарине золотоискателе.

Всё никак не мог золото найти. Однажды пропал.
Нашли мертвым, лежащим на богатой золотой жиле. Умер от счастья.
Открыли там прииск.
Татарина перезахоронили в другом месте.
А потом под его могилой снова золото нашли.


1932

Сибирь.
Осень.

Алёша вернулся к Соньке.

- Там всех хоронят - махнул в сторону поля один из лагерных.

На стихийно возникшем кладбище виднелось множество маленьких холмов. Некоторые едва заметные, затоптанные.
Где- то наскоро сколоченные кресты. Большинство безымянные.

Небо хмурилось. Пронзительный ветер дул в лицо первыми снежинками. Быстро темнело.

Алёша досадовал на напрасную поездку:- «Дурёха! Не смогла продержаться. И куда мне теперь?»

Он устал. Словно состарился.

Алексей вернулся в Энск.
Устроился. Завёл семью.

Жизнь пошла скучная. Всё раздражало.

Когда началась война, он одним из первых ушёл добровольцем на фронт.


То ли он оглох от взрыва, то ли бой закончился.
Полная тишина.
Алексей очнулся на дне воронки.
Он был ранен.
На краю воронки стояли двое.
Сначала он видел только силуэты.
Потом они склонились над ним – Сонька и мальчик, в лице которого он узнал себя.
Минута малодушия, и они пошли прочь.
Видя их удаляющиеся фигуры, Алексей подумал, что они уж очень ровно идут по изрытому взрывами полю.
Видимо у призраков свои воздушные пути.

Алексей выбрался из воронки.
Недавно павшие в бою товарищи строились в шеренгу.
Рядом строились павшие вражеские солдаты.
Построением командовал молодой военный в форме неизвестного рода войск.
Его лицо показалось Алексею знакомым.
Он узнал в этом подтянутом офицере юродивого, который в 1930 бегал по вагонам поезда везущего заключённых из Питера в Сибирь.

Он всё спрашивал охранников: « что за убогий к поезду прибился?»
А над ним смеялись:
- Где убогий? Сам ты того.


Над построенными колоннами средь бела дня зияла чёрная прорубь звёздного неба.
Солдаты тронулись в путь и вскоре скрылись из виду.









https://www.youtube.com/watch?v=twtx3-i1v_I

Осень безвозвратница
Вдовушка растратчица

Не скорбит
Не плачет
Вся в нарядах скачет

Зазывает золотом
Да целует холодом

Ярко разоденется
А никто не женится

Под конец расстроилась
Сникла, приуныла
Что убранство пышное
По ветру пустила