Мы с подругой попали в этот дом по одному общему делу в светлое Христово воскресенье. Была уже почти середина апреля, и солнце золотыми ручьями спускалось на еще не зазеленевшую землю. Лишь первые нежные росточки слабо, но многообещающе потянулись вверх. И хотя день был по-прибалтийски прохладен и ветрен, весна полноправной хозяйкой сияла и в ярко-голубом небе, и в свежевымытых к празднику окнах, создавая особо приподнятое настроение, когда кажется будто душа, переполняясь светом, выходит наружу и летит рядом в вихре ощущений и чувств.
Несмотря на утренний час, в доме Самохиных было много гостей: приехали из города родственники, близкие и дальние, друзья семьи. Мужчины, мирно беседуя, курили около дома, а женщины хозяйничали в доме, занятые каждая каким-то делом.
Поселковый их дом был далеко не новым - ещё немецкой по-стройки с высокой красной черепичной крышей и большими чердачными окнами. За счёт чердака в таких домах получается дополнительно почти полноценный второй этаж. Дом оказался внутри совсем не сельским - с красивой современной кухней, стол которой украшало блюдо с раскрашенными яйцами. Вот только гостиная, куда нас посадили с подругой, была не по-городскому просторной. Глаз невольно отметил инвалидное кресло с высокой прямой спин-кой, казалось, забытое в углу. На комоде стояла фотография моло-дой четы с младенцем на руках, счастливые родители улыбались всем смотрящим в их лица.
Было что-то необычное в настроении и поведении людей, со-бравшихся сегодня здесь под одной крышей: не было смеха, а раз-говоры велись приглушенно, и лишь отдельные слова произноси-лись чуть громче - те, что выражали четкое указание к действию или даже приказ.
…В доме находилась тяжело больная женщина, невестка хозяйки дома, Евгении Васильевны. Молодая женщина погибала от той страшной болезни, которая по сей день уносит тысячи и тысячи жизней, не щадя ни молодых, ни стариков, ни даже детей. Наташа уходила в расцвете лет, окруженная необыкновенной заботой близких ей людей, и в первую очередь – её мужа Сергея, сына Ев-гении Васильевны. Он не ходил – скользил по дому, выполняя бес-счетное количество различных дел, то исчезая за дверями спальни, где лежала Наташа, то выскальзывая оттуда на кухню за водой или за шприцами: неутомимо, без единого слова, как натянутая струна. На бледном его лице, удлиненном, с высоким лбом, необыкновенными были глаза. Светло-серые, почти прозрачные, большие и пе-чальные, они, казалось, принадлежали лику святого, этот образ дополняла светлая небольшая бородка.
Стало понятно, что многочисленные гости в это светлое воскресенье – это акт сострадания и милосердия дружной семье Само-хиных, в которую пришло большое и страшное горе.
Старший сын Роман, уже учившийся в мореходке, нашёл себе место на кухне. А младшая их дочка, шестилетняя Влада, лавировала между взрослыми, выбирая для общения то одних, то других гостей. Маленькое её милое личико, окаймлённое каштановыми кудрями, отражало серьёзность окружавшей обстановки. Разговаривала она без улыбки, пристально вглядываясь в глаза собеседника и, казалось, искала в нём не сочувствия – нет! – друга! Нам с Верой она поведала с детским откровением, как раньше они с мамой ходили гулять, и как потом было хорошо и весело ей с мамой играть в мячик здесь, в гостиной, и добавила уже совсем по-взрослому: «Тогда мама ещё сидела», и посмотрела долгим печальным взглядом на инвалидное кресло. Влада пристально всматривалась в нас с Верой, переводя взгляд с одной на другую.
Сергей при всей своей занятости не выпускал дочку из вида, периодически проверяя, где она и с кем, и, отыскав взглядом, молча удалялся по своим делам.
Наташа умерла на третий день пасхи. Все лекарства, даже самые дорогие и редкие, с трудом добываемые через столичных знакомых, оказались бессильны перед коварным недугом, отнявшим у мужа – жену, у троих детей – мать.
В следующий раз, собираясь в посёлок, я прихватила мягкую игрушку, чувствовала, что Влада будет нам рада. Когда мы с Верой сидели на веранде, Евгения Васильевна поведала нам горестную историю, о которой не могу молчать, одолеваемая целым спектром чувств: в нём умещаются и самые высокие представления о красоте человеческих чувств и об их низости…
Старшие Самохины давно мечтали жить в сельской местности. И хотя они всю жизнь проработали в НИИ и давно стали городскими жителями, деревенский воздух манил их своей чистотой, перспективы маленького хозяйства тоже привлекали ещё не старых трудолюбивых людей.
Отношения между поколениями были замечательные. Поэтому выйдя на пенсию, они склонили сына с невесткой купить дом в ближайшем пригороде. Продали две квартиры и поселились всем семейством рядом с городом, в чудесном посёлке, состоящим из множества таких же домишек с черепичными крышами, окружённых вековыми деревьями. Конечно, среди старых трофейных построек попадались и новые нарядные, даже помпезные современные строения. Но Самохиным было хорошо в своём пусть не новом просторном доме. Места хватало всем: и старшим детям: погодкам Ромке и Наде, и их родителям, и для старшей четы получились от-дельные «апартаменты». В кухне за большим столом этого тёплого гостеприимного дома собирались и родные, и их друзья.
Зажили на новом месте счастливо. Сергей занимался бизнесом, дети учились, а старшие члены семейства выполняли свои обязанности по дому. Константин Сергеевич занимался обустройством дома, делал он это основательно, не торопясь: где-то обновлял лаги, где-то менял проводку. Дом в его руках с каждым годом становился всё надёжнее, несмотря на возраст. Женщины развели цветник, а в саду около дома летом благоухали яблони, груши, алыча, ягодный кустарник. В глубине сада приютился гараж на две машины.
Но радости не было предела, когда здесь, уже в новых стенах, родилась крошечная Влада, цветок любви и бесконечной радости всего семейства. Владющке было уже два годика, когда старшие Самохины решили пригласить в гости деревенских родственников из Курской области. Оттуда был родом Константин Сергеевич. А почему бы и нет?! Места хватает, фруктов летом сколько угодно, озеро рядом, лес - можно и на рыбалку, можно и за грибами…
Приехали родственники, всё посмотрели, везде побывали. Сер-гей с Наташей возили их на побережье, на Куршскую косу. Море, песчаные дюны из чистого жёлтого песка, казалось, поразили не привычных к морским пейзажам родственников. Уехали, накупавшись в море, отяжелённые всевозможными подарками и впечатвплеиями.
И тут началось… Внезапно умер Константин Сергеевич – сердце, вроде не жаловался, никогда не болел. Никакой связи, тон-кой чёрной ползучей никогда бы и не усмотрели добрые люди в
своём искреннем понимании кровного родства.
Но вскоре после отъезда «дорогих» родственников женщины обнаружили чёрные крестики на рубашечках малышки Владочки. Бросились к священнику в церковь. «Успели! Отмолили, слава Богу! …», - вздохнула Евгения Васильевна.
Припомнилось, что не очень-то родственники обрадовались чужому счастью. Виктор Сергеевич, старший брат хозяина дома, не раз бросал, вроде в шутку: «Везёт дуракам…», а его жена Раиса Степановна поджимала губы и отводила глаза в сторону. Казалось, люди не злые, но радости ни капельки выдавить из себя не смогли, глядя на обустроенное жилище младших Самохиных.
А затем заболела Наташа. Диагноз поразил всех – рак груди. Цветущая женщины, мать троих детей, выкормившая их грудью… Началась долгая и мучительная борьба за жизнь.
Сергей связывался с московскими друзьями, добывал то, что казалось в тот момент самым главным для спасения жены. Лекарства, химиотерапия, процедуры, уколы и, наконец, операция, - всё оказалось бессильно…
И вдруг однажды, наводя порядок в шкафу, они с Сергеем обнаружили Наташино вечернее платье… с крестами на груди, намалёванными чёрным фломастером
«Опоздали», - сокрушалась Евгения Васильевна, - Если бы знали!». Зависть чёрная и гадкая подтолкнула родных им людей на
чёрный поступок – наговор. Не радость за налаженную жизнь, за достаток и счастье, а зависть искорёжила их сердца и злоба. Как понять эту необъяснимую тайну человеческого сердца, не прини-мающее счастье близких людей? Кем нужно родиться, чтобы сознательно обречь на смерть родных людей, не жалея младенцев? Чем измерить низость совершаемого зла?!
Сергей долго не хотел верить в смерть любимой женщины.«Наташа! Наташенька, родная моя!» – он пытался поднять её и разбудить. Долгие месяцы и годы, борясь с болезнью жены, он, видимо, не допускал мысли о надвигающемся конце. Сознание его, нацеленное на жизнь, не могло смириться со страшной потерей.
Когда Наташу увезли, он лёг в её постель и два дня не выходил из спальни, не пуская к себе никого. За стеной слышались лишь приглушенные рыданья. На третий день вышел тихий, собранный. Нужно было заниматься похоронами.
«Каждый день ездит на кладбище. Хотел как-то взять с собой Владу, да я не дала, - говорит Евгения Васильевна, - А он ехал, как видно, в слезах, выехал на встречную полосу. Джип всмятку, хорошо, никто не погиб». И тут я увидела в глубине сада Сергея с пере-вязанной головой и теми же бесконечно светлыми глазами, а рядом с гаражом - искорёженную машину, накрытую брезентом. Взгляд его был пристальным и внимательным.
На дворе уже стояло лето. Пышные зеленые шапки деревьев кудрявились, сопротивляясь ветерку. Тёплый солнечный день нёс в себе жизненный заряд, оттеняя страшный негатив рассказанного человеком, познавшего тайные уголки человеческой подлости.
«Бойтесь зависти, - сказала нам на прощание Евгения Васильевна, - страшные вещи она творит».
А Влада, стоя у калитки и держа меня за руку, вдруг произнесла, глядя прямо мне в глаза: «Мы с папой приедем к тебе в город. Да-да, обязательно приедем!».
Я ехала домой в глубоком смятении.
Душа человеческая… какие тайны ты несёшь, на какую высоту ты способна поднять человека в его маленьком временном пространстве, называемом жизнью, и сделать его прекрасным в проявлении глубочайших чувств, и в какие глухие и чёрные лабиринты можешь завести слабых и желчных владельцев своих?
Почему на пороге этой жизни суждено было маленькому человечку так рано повзрослеть, столкнувшись с настоящим горем, при-тянутым людьми, считающими себя родными по крови? Как сложится её жизнь? И как уберечься и уберечь всех нас от этого зла?
Контрастные тени деревьев тёмными пятнами ложились под колёса автомобиля, как бы продолжая игру света и тени, и, наконец,
мой маленький «Террано» выскочил из тоннеля, образованного кронами деревьев, и помчался по залитой солнцем трассе.